Побег

По окончании следствия Золотинку оставили в покое, и она слонялась из угла в угол или лежала без движения, с открытыми ли, с закрытыми ли глазами. Хрун посетил узницу только для того, чтобы уведомить ее законным порядком, что суд состоится через две недели месяца изока, в шестой день, в понедельник и что Золотинка имеет право избрать себе оправдателя.

Напрасно, однако, Золотинка встрепенулась при слове «оправдатель». Тут имелся в виду обыкновенный защитник или ходатай, поверенный, как принято называть людей этого ремесла у слован. Под «оправдателем» подразумевался, судя по всему, обыкновенный судейский крючок, приказная строка. И надо было хорошенько еще рассмотреть, что пигалики понимали под такими выражениями, как «избрать» и «себе». Едва Золотинка возразила, что ей никто не нужен, как обнаружилось, что избирать она должна не «себе», а суду. То есть суд, не может состояться без участия «оправдателя», изберет его «себе» Золотинка или нет. Ну, это ваша забота, отрезала узница. И не ошиблась. Разумеется, разумеется, с некоторой даже поспешностью согласился Хрун, поглядывая не без брезгливости на тарелки с объедками, которые Золотинка, из-за невозможности ни вымыть их, ни убрать, составила к стене на пол.

— Разумеется, — повторил он, поправив белоснежный галстук, — вам подберут достойного оправдателя, чтобы представить дело в суде наилучшим образом.

— Как насчет Тлокочана? — спросила Золотинка, подозревая почему-то, что Тлокочана ей не дадут.

— Невозможно, — невозмутимо подтвердил обличитель.

— Отчего же?

— Он участвует в судебном заседании в качестве волшебника.

— Зачем в суде волшебник?

— А как вы узнаете приговор без волшебства?

— А судьи на что?

— Судьи дело десятое, — невозмутимо возразил обличитель. — И потом… Кто не убрал посуду? До сих пор! — Он позвонил в колокольчик, вызывая стражу.

Посуду убрали. Не замедлил и оправдатель. Предупрежденная еще с вечера, Золотинка приготовилась встретить подобие обвинителя Хруна, нечто столь же основательное и добропорядочное. Оправдатель, как узнала Золотинка от одного из сторожей, когда он доставил ужин, был отобран из сорока соискателей. И, следовательно, представлял собой наиболее яркий образчик пигалика, так сказать, являл собою самое существо и душу породы.

Но, видно, Золотинка не имела достаточного понятия о душе добродетельного пигалика. Душа эта поразила узницу легкомысленным, в высшей степени крикливым и щегольским нарядом. Сияя ярко-лимонным, в цветочек, жилетом с широкими, как лопухи, отворотами, средоточие пигаликских добродетелей прошло на середину тюремного покоя, бросило на стол тросточку, стащило тонкие перчатки и уложило их сверху крест-накрест. Потом оно освободило рот от красного шарфика, которым замотано было по самые глаза, и сообщило поставленным, звучным голосом, несколько нараспев:

— Оман.

— Как-как?

— Когда явилась в этот мир
Ты… мм…

Пигалик покрутил рукой, как бы свивая из пустоты недостающие слова.

— Пир… мир, — озабоченно забормотал он. — Нет: свет… карет… Бред! Ты… Свет — совет — ответ. Вот! Слушай:

Когда явилась ты на свет,
Свет
каких планет,
Каких светил
тебе светил…
(ну, предположим)
Кто даст ответ?

Золотинка поняла бы, что это стихи, даже если бы пигалик не раскачивался голосом и телом, отмахивая рукой особенно важные и выразительные места, которых он насчитал четыре, — по одному для каждой строки.

— Вы поэт, — сказала Золотинка, охотно признавая очевидное, чтобы только не затрагивать скользкого вопроса о том, что послужило источником вдохновения для только что явленного ей образчика поэзии. — Вы поэт, — укрепилась она, когда возражений не последовало.

— Садитесь, — снисходительно отвечал пигалик.

Она опустилась на табурет, приготовленная таким образом к сногсшибательным откровениям, и пигалик сказал, опершись растопыренной пятерней на стол:

— И давай на «ты»! Ни одно живое существо в целом свете, — круг рукой обозначил вселенную, — не будет ближе и роднее меня. Мы пройдем путь вместе и я сделаю все возможное, наизнанку вывернусь, чтобы устыдить жестокосердных, поколебать непреклонных и возмутить добродушных. Я истерзаю их совесть.

Золотинка улыбнулась.

— Да, изнанка у тебя такая же пестрая, как и лицевая сторона, — сказала она.

Оман ухмыльнулся не без самодовольства, откинул и пригладил длинные льняные волосы.

— Позволь-ка на тебя посмотреть! — Оман уселся напротив и уперся руками в раздвинутые колени. Что было необходимо, по видимости, для большей сосредоточенности.