Побег

Святополк заторопился, запор бестолково громыхал в его дрожащих руках. Юлий, напряженный и беспощадный, отступил на размах двери, — не более того. И когда Святополк, изменившись в лице, сдавленно охнул, Юлий цепко придержал его и отстранил от входа.

— Кто там? — встревожилась Милица. Она не видела, что происходит.

На поясе Святополка болтался усыпанный самоцветами кинжальчик, Юлий походя выхватил его из ножен и больше уже не глянул на расслабленно отвалившего к стене брата.

В освещенной пустой палате с вытертыми на уровне плеч и поясниц стенами Милица сидела на престоле, занимая правое, мужское место. Тяжело облокотилась на поручень и скосила глаза в сторону входа.

И когда из дверного проема в толстой стене появился Юлий, она вздрогнула, метнувшись взглядом от кинжала к босым ногам. Потом замедленно выпрямилась, словно припоминая что-то. Но не побежала и не кликнула стражу. Карие глаза ее на постаревшем лице расширились и от этого остановились, почти безжизненные…

И вдруг она передернулась почти судорожно, отчего помолодела сразу на двадцать лет, обратившись прежней неувядаемой Милицей, какой всегда помнил ее Юлий. В нежном лице ее отразилось смятение, она вскочила, резво вспрыгнула на престол, словно Юлий казался ей крысой, — разве не взвизгнула.

Зеркального блеска жало в его руке сковало Милице взор, стеснило грудь. С усилием оторвала она глаза от клинка. Полные страдания и мольбы, глаза эти жаром обдали Юлия, коченели мышцы. Раздирая себя, прорывался он сквозь невидимые путы и, почти обеспамятев, с надрывом в сердце — а-а-а! — саданул под девичью грудь. И прянул, задыхаясь.

Птицей вскрикнула она под ударом — замерла, уставившись на торчащий пониже соска кинжал.

Неправдоподобно красная струйка крови тоненько выбегала на сверкающее железо.

— Какой ужас! — тихо сказала Милица, позабыв всех.

Но уже нельзя было удерживать жизнь неподвижностью. Женщина вздрогнула, сразу осев, хватилась за стену — и постарела лет на двадцать. И еще подогнулись ноги, новую четверть жизни она потеряла, опускаясь, — сверкнула в волосах седина. Напрасно цеплялась она за стену, пытаясь удержать оставшееся, — неотвратимо соскальзывала старуха к неотвратимой черте.

Вдруг, омерзительно заколебавшись, как медуза, обратилась она в дряхлую ведьму, ничуть не похожую на Милицу, рыхлую и толстую, в грубом черном наряде. Колдовское ожерелье из крошечных человеческих рук, голов и внутренностей на ее груди шевелилось, словно конечности и сердца эти, только сейчас отрезанные, были насажаны на полную бьющейся крови жилу…

Рухнула, грузным ударом развалив под собой высохший трон Шереметов.

В обломках векового престола развалилась мертвая ведьма. Блеклые глаза ее не закрылись.

Отступив еще дальше — на шаг-другой, Юлий судорожно зевал.

Немощно придерживаясь стены, высунулся из дверного свода Святополк и спросил, приглядываясь к груде тряпья на том самом месте, которое еще недавно занимала вдовствующая государыня Милица:

— Это она?

Потеки крови на темных одеждах, на черных плитах пола казались грязными. Подергивалось в последних судорогах чудовищное ожерелье.

— Ты ее убил? — прошептал Святополк. Он узнал рукоять своего кинжала, но ничему не верил.

Настороженно тронул покойницу башмаком и тотчас же отступил, ожидая, что колдунья ощерится. Смелее пнул и еще — распаляясь. С грудным стоном, с бессвязным бормотанием на трясущихся губах принялся он топтать мертвую. Несколько раз успел ударить вялое, но неподатливое тело, прежде чем Юлий оттащил брата.

Шумная возня, возгласы, дверь нараспашку пробудили охрану — показался кудрявый красавец в золоченных полудоспехах, а за ним валила толпа сумрачных молодцев в кольчугах и при оружии.

— Вот ваша Милица, глядите! — кивнул Юлий, придерживая брата, который, не особенно уже вырываясь, кричал:

— Гадина она, гадина! Подлюка! Стерва! Мразь!

Хватившие мечи дворяне оглядывались друг на друга. Они еще ждали повелительный голос государыни.

— Здесь ваша Милица, эта падаль. Лучше глядите! Глядите! — горячечно говорил Юлий, не давая дворянам опомниться. — Я ваш государь, другого нет и не будет. Зовите бояр и полковников: Милица убита, я принимаю власть. Все поступают ко мне на службу в прежних чинах и званиях.

Мечи скользнули в ножны… Еще мгновение — и дворяне склонились в настороженном поклоне.

Слезно выкрикивал бессвязные ругательства Святополк, наконец, он обмяк, привалившись к брату…

Юлий не покидал Звездную палату и не позволил унести мертвое тело, пока здесь же, возле разбитого престола Шереметов, не принял присягу ошеломленных до безгласия военачальников. Бояре и окольничие не смели выражать чувств, а, может быть, и не имели их, и что единственное себе позволяли — опасливо косить глазами на запрокинутую лицом вверх старуху.

Покончив с первоочередными делами, Юлий приказал отнести тело на площадь, разжечь факелы и развести костры, чтобы каждый мог убедиться в смерти оборотня. Невероятные известия взбудоражили город, ночь за окном гудела.