— У тебя был выбор! — раздраженно бросил он. — Я предлагал тебе ко мне на работу перейти. Предлагал или нет?
— Предлагали, — подтвердил я.
— Чего ж ты теперь рожи недовольные корчишь?!
— Извините, — сказал я. — Непроизвольно получается. Рожа, видать, у меня такая, недовольная.
Он хмыкнул, повернулся и двинулся от меня к освещенной каюте, откуда доносился веселый шум голосов. Но навстречу ему уже с шумом валила толпа во главе с президентом. Мы, наконец, прибыли к заветному месту.
Ельцина порядком развезло, и Лисецкий бережно вел его под руку. Поливайкин на правах партнера страховал президента с другой стороны.
— Вот здесь он и утонул, — сказал Силкин, указывая в темноту.
— Кто утонул? — вяло полюбопытствовал Ельцин, медленно поворачиваясь в его сторону всем корпусом. Похоже, он благополучно забыл о цели нашей поездки.
— Чапаев, — робея, напомнил Силкин. — Василий Иванович.
— А, — коротко отозвался Ельцин. — Понял!
Поддерживаемый с двух сторон, он покачиваясь стоял
у самого борта, так что на него попадали брызги воды, доносимые ветром. Остальные теснились за его спиной, вглядываясь в темноту. Перед нами тянулась унылая безлюдная полоса земли, на которой смутно различались холмы и голые деревья. Было страшно неуютно и хотелось назад, в город, в жизнь, в тепло. Ельцин поежился на ветру, трезвея.
— Как же он утонул? — спросил он Силкина.
— Достоверно не известно, — волнуясь, принялся рассказывать Силкин. — Свидетельства очевидцев в советское время десятки раз переписывались, так что до правды теперь не докопаешься. Есть, конечно, книжка Фурманова, да еще этот самый фильм. Однако, между нами говоря, и то, и другое — художественный вымысел. Местные историки пытались что-то выяснить, но как-то все выходит противоречиво, — Силкин виновато развел руками. — Картина складывается примерно такая. Чапаев ночевал в деревне, на том берегу, с небольшим отрядом. Его основные силы базировались дальше, вон там. Белые напали внезапно, под утро. Всех его людей перебили почти сразу. Он бросился в реку и поплыл. И где-то здесь его подстрелили.
Некоторое время Ельцин сосредоточенно созерцал унылый пейзаж.
— А речка-то не больно широкая, — с некоторым разочарованием заметил он. — Полкилометра и то не будет.
— Это только кажется, — патриотично возразил Поливайкин. — На воде всегда расстояние скрадывается. Да еще темень, хоть глаз выколи. Тут метров шестьсот, не меньше.
— Если б его не ранили, он бы переплыл, как нечего делать! — гнул свое президент.
— Ну, был он ранен или нет, никто точно не знает, — проговорил Лисецкий, понижая голос. — Тело-то ведь не нашли, да и вряд ли искали. Может, это потом режиссеры фильмы выдумали, для красивости.
— Раненый он был! — категорично повторил Ельцин. — Я кино видел.
— Ну да, раненый, — послушно согласился Силкин. — Но вот до этого места он доплыл. А здесь его вторая пуля нашла. Или уже сил не хватило.
Все помолчали, отдавая дань памяти погибшему герою революции. Вдруг Силкин хихикнул и покрутил головой.
— У нас тут один краевед есть, — заговорил он уже другим тоном, интимным. — Отсидел при советской власти за убеждения, старенький уже. Книжки пишет по истории нашей области. Так он вообще уверяет, что у Чапаева в селе бабенка была, молодуха. Солдатка вдовая. И он к ней в ту ночь и отправился чуть ли не в одиночку, с небольшой охраной, — Силкин вновь прыснул. — А братья ее, недовольные тем, что он их сестру бесчестит, взяли да и выдали его белым. А когда те его накрыли, он пьяный был в драбадан.
— Вранье! — отрубил Ельцин. — У нас любят про выдающихся людей всякую пакость придумывать. Вон про меня тоже болтают, что я пью, — он сердито надулся. — Да если бы я пил, как бы я страной управлял?
— Я и сам не верю, — торопливо закивал Силкин, заглядывая снизу вверх в лицо президенту. — Так просто привел эти домыслы для объективности.
— Ну что, назад поплывем? — с надеждой осведомился Лисецкий. Он заметно замерз.
— Погоди, — осадил его Ельцин. — А песню спеть?!
Он выпрямился, отставил ногу и затянул:
— Из-за острова, на стрежень, на простор речной волны...
Пел он громко, и это было, пожалуй, единственным достоинством его исполнения. Все тут же присоединились к нему. Песня вообще-то была о Волге и Стеньке Разине и не имела ни малейшего отношения к Уралу и Чапаеву, но чиновники старательно вторили. Пели Силкин, Лисецкий и Разбашев. Даже Боня, не знавший слов, что-то мычал. Хор получался довольно нестройным. Ельцин принялся дирижировать, но, не обладая ни слухом, ни должным навыком, синхронизировать пение не мог. Тянули вразнобой: кто в лес, кто по дрова.
И тут из задних рядов вперед пробилась Татьяна Сту-колова и, встав рядом с президентом, повела звучным, уверенным сопрано. Ельцин, не прерываясь, с благодарностью обнял ее. Она, смеясь, запела еще лучше и склонила голову ему на плечо.