Побег

Мы наспех обменялись рукопожатием и выбежали на улицу. Там уже стемнело, порывистый ветер швырнул в лицо пригоршню мелкой измороси так резко, что я невольно зажмурился. Всего несколько часов назад я покинул залитую солнцем, теплую чужую страну. Родина встречала хмурым холодом, слякотью и придирками. В такие минуты я понимаю, почему вместо великих художников у нас одни сплошные передвижники, а вместо просветленных мадонн — забубенные «Бурлаки на Волге».

Дергачев приехал на белом «Мерседесе» Храповицкого, купленном недавно специально для московских поездок. В другое время ему за такие вольности оторвали бы голову. Но сейчас он мог не опасаться возмездия; карать его было некому.

— Успеем? — тревожно спросил я водителя, забираясь в машину.

— Попробуем, — неуверенно отозвался он. — Пятница, да еще перед ноябрьскими праздниками. На дорогах ужас что творится.

В том, что он не преувеличивал, я убедился, едва мы вырулили на трассу. Насколько хватало глаз, все было забито застрявшим транспортом. Пробка тянулась на километры, прорваться не было никакой возможности. Мы пробирались с черепашьей скоростью, поминутно останавливаясь. Другие машины непрерывно сигналили, и наш водитель, поддавшись всеобщему ажиотажу, тоже зачем-то жал на клаксон. Я был как на иголках. До отлета оставалось уже меньше часа.

Дергачев придвинулся ко мне. В темноте салона глаза его взволнованно блестели.

— Кошмар! — зашептал он. — Как обухом по голове! До сих пор в себя придти не могу!

Я догадался, что он описывает свою реакцию на арест Храповицкого. В части головы и кошмарного обуха я полностью разделял его переживания. Единственное, в чем я не был с ним солидарен, так это в его убеждении, что ежедневный душ вреден для здоровья. Мне кажется, что если бы Дергачев мылся чаще, то пребывание с ним рядом сопровождалось бы иными запахами и вызывало больше сочувствия к его словам.

— Виктор с Васей уже что-то предпринимают?

— Мы не успели ничего обсудить по телефону. Договорились встретиться сегодня ночью. Если, конечно, я попаду домой.

— Надо попасть! — возразил он, на корню пресекая мои малодушные сомнения. — Обязательно!

И он принялся названивать в VIP-зал Домодедово, прося задержать рейс. Однако по мере разговора его длинное лицо вытягивалось еще больше.

— Обнаглели! — уныло сообщил он, отключая телефон. — Ни в какую не соглашаются, скандала боятся. Вроде бы кто-то из администрации президента в Уральск летит. Кого это к вам потянуло? Уж не в связи ли со всем этим скандалом, как ты думаешь?

— Может быть.

Дергачев озабоченно вздохнул.

— Спасать нужно Храповицкого! — пробормотал он. — Немедленно спасать, а то будет поздно!

Я покосился на него, не вполне понимая, кому был адресован этот призыв: мне или чертыхавшемуся водителю.

— У меня есть идея, — сообщил он. — Надо гнать волну!

— Какую волну?

— В прессе, против Лихачева. Заряжать средства массовой информации. Пусть рассказывают с утра до вечера, что Лихачев — вор, бандит, взяточник, алкоголик. Короче, полный педераст. Кстати, насчет педераста — это буквально. Причем обязательно пассивный. У нас пассивных особенно ненавидят.

— Ты думаешь, это поможет?

— Еще как!

В отличие от него я, признаюсь, не понимал, как сообщение в прессе о противоестественных склонностях Лихачева приведет к освобождению Храповицкого. Если, конечно, мы не собирались строить защиту на том, что генерал после долгих и безуспешных домогательств отправил Храповицкого за решетку с целью склонить к сожительству. Должно быть, мой скептицизм отразился на лице.

— Не веришь? — догадался Дергачев. — А зря! Совершенно напрасно. Общественное мнение очень важно.

— У нас? — переспросил я. — Вот уж не знал.

— Зря иронизируешь. Ты знаешь, сколько на НТВ берут за то, чтобы кого-то из регионалов опустить? Двадцать тысяч долларов за минуту! Заметь, наличными. А на первом канале и того больше. Да еще не с каждым договариваться будут. Потому что от желающих заказать чернуху отбоя нет. Мешками деньги тащат, особенно провинциалы. У вас ведь народ по старинке живет. Он как думает? Если начальника ругают по центральному телевидению, значит, скоро снимут. Подорвать репутацию Лихачева в глазах местной элиты сейчас очень важно. Это лишит его поддержки. У меня — хорошие связи на федеральных каналах. Нам сделают скидки. Собственно, вся кампания обойдется вдвое дешевле, чем если бы мы пришли с улицы.

— Это интересно, — отозвался я. — Надо подумать.

— Погоди, я, между прочим, еще не сказал тебе самого главного.

— А что самое главное?

Он хитро покосился на меня, по-птичьи склонив голову набок.

— Мы с тобой получим комиссионные! Понял? И распилим их по-честному, на двоих. Нормально?

— Ага. Только никак не соображу, мне-то за что?

— За то, что ты убедишь Виктора. Тебя он послушает, а меня нет!

— Спасибо за приглашение, — рассеянно отозвался я, всматриваясь в темноту за окном, в тщетной надежде увидеть просвет на дороге. Просвета по-прежнему не было, только фары машин, еле продвигавшихся вплотную друг к другу. — Поговорю. Может быть, даже сегодня.