Побег

Ерофей бросил, ведь у него под рукой имелись в запасе ещё три. Слуги - молодые парни с простыми деревенскими лицами долго упрашивали Мари простить их - особенно старался Жан, чтобы заслужить, наверное, ночной «пропуск» в комнату Элизы, а потом оба заняли свои места.

Но прежде чем карета тронулась в путь, Мари вручила Ерофею записку к барону Лавасье, своему отцу, и взяла с него слово, что он обязательно несколько дней отдохнёт у них в доме, если окажется в Шатодиене. Потом, покраснев до самых корней волос, Мари сняла с шеи маленькую позолоченную иконку Матери Божией, велела скитальцу по времени наклониться и, повесив ему на шею эту иконку, поцеловала. Ерофей стиснул девушку в объятиях и тоже хотел ответить ей поцелуем, тем более что слуги деликатно занялись делом - Жан принялся пинать рессоры колес, а Батист взялся за упряжь. Но Мари оттолкнула решительно юношу от себя и впорхнула в карету. Так что Ерофею ничего не оставалось, как отвесить, насколько это было возможно для его больной спины, изящный поклон, а потом вскочить на коня и тронуться в путь, противоположный тому, куда направилась карета Мари.

Ерофей не спеша ехал по лесной дороге, пребывая в самом мечтательном настроении от нечаянного знакомства с девушкой, которая, как думалось Ерофею, была самой прекрасной и доброй на свете, самой ласковой и наверняка очень умной вопреки мнению некоторых в его временном пласте, что красота и ум - две вещи несовместны. И хотя Мари не было рядом, светло-карие глаза этой славной девушки, казалось, по-прежнему с большой симпатией смотрят в его глаза. «Эти глаза напротив - калейдоскоп огней!» - пришла на память песня, и Ерофей решил, что любовь с первого взгляда существует.

Дорога сделала поворот, и глазам Ерофея открылся мост через небольшую речушку. Он до сих пор находился во власти своей влюбленности и мечтательности, поэтому неудивительно, что странное чувство овладело Ерофеем: кругом красивый могучий и таинственный лес, деревья старые-престарые с толстыми ветвями, всё это похоже на сказочный бор, откуда вот-вот выскочат какие-нибудь эльфы или вредные духи, сродни русским кикиморам и лешим. Но ни те, ни другие не выскочили, зато внезапно запылал мост, через который Ерофею надо было проехать.

Ругнувшись, Ерофей свернул на дорогу, бежавшую и дальше вдоль реки - надо искать брод, если в этих местах чудесно-необъяснимым способом загораются мосты на глазах у путников. Да уж и впрямь - не в сказке ли он? Но вскоре понял, что вокруг него - не сказка, и мост вспыхнул не сам по себе, потому что из леса навстречу ему выехали несколько всадников и преградили путь. И дай Бог, чтобы это были простые разбойники.

Но всадники совсем не были похожи на обычных разбойников - хорошо одеты, при шпагах, у некоторых в руках - арбалеты и пистолеты, нацеленные на Ерофея. Один из всадников в плаще с капюшоном, за которым не видно лица, подъехал к Ерофею и повелительно заявил:

- Отдай немедленно, что вручил тебе Генрих! Не отдашь - умрёшь!

- Боже ты мой, - простонал Ерофей, - ну что вы все ко мне привязались?! Я домой хочу! На хрена мне ваши местные короли, мне своего президента достаточно!

Но люди на дороге угрожающе придвинулись ближе:

- Перстень и письмо! - крикнул вновь тот, что прятал в капюшоне лицо.

- Ну, всё! Больше не могу! Видит Бог, как вы все мне надоели! - и Ерофей мгновенно выхватил из седельных сумок два пистолета.

Выстрелы грохнули неожиданно и точно: два всадника завалились на бок. Ерофей, отбросив разряженные пистолеты, выхватил другие, и ещё двое упали с коней. Ерофей тут же выдернул из ножен шпагу и быстрым выпадом пронзил грудь человека в капюшоне. Остальные, увидев, какой урон понёс их отряд за короткое время, ринулись в лес - своя шкура дороже.

Ерофей тоже не стал искушать судьбу, не бросился вдогонку, а со всего разбега рухнул в реку, заорав на всю округу от ледяной воды, в которую окунулся. Хорошо, что река была неширокой, а Султан - мощным конем, и вскоре вынес седока на другой берег.

Ерофей пустил коня в галоп, чтобы тот согрелся, зато сам в мокрой одежде продрог на ветру до самых костей, и ничего не оставалось иного, как забраться в чащу, развести костер и обсушиться. К счастью, кресало и трут не пострадали от воды, и Ерофей быстро зажёг огонь. Зато усилилась боль в раненом плече. Рана только-только стала заживать, а после таких «физических упражнений» могла вполне раскрыться. Радовало лишь то, что следовал он уже знакомой дорогой, знал её. Но сейчас Ерофей не поехал в Орлеан, как они сделали раньше с Гермесом и Пьером, а решил пробиваться в Шатодиен к отцу Мари. Уж там-то найдёт обязательно помощь и защиту в награду за спасение дочери.

Обсушившись у костра, Ерофей вновь отправился в свой нескончаемый и до чёртиков надоевший путь, намереваясь без остановок добраться до Шатодиена. Он устал, был голоден и хотел выспаться в чистой постели, посмотреть телевизор, а без Гермеса всего этого ему не видать как своих ушей без зеркала.