— Я… не понимаю… о чем вы, сэр… — замямлил Скарабей и снова заерзал от волнения. — Неужели раньше у нас с вами возникали конфликты?
— Покойный начальник Ковач рассказал мне незадолго до смерти одну весьма занимательную историю, — ответил ван Хейс. — Про шесть пакалей, которые он, Дженкинс, Аньелло и ты отыскали год назад на батискафной станции. И насчет которых ты мне ни словом не обмолвился. Понимаю, почему: Штефан тебя запугал, что он, кстати, всегда умел превосходно делать. И вот я теперь стою и думаю: раз ты боялся Ковача сильнее, чем меня, о каких еще секретах его или кого-то другого ты умолчал за все эти годы? И самое главное: как много моих секретов ты выдал тем людям, которых боялся сильнее меня?
— Уверяю вас, сэр, у меня и в мыслях не было ничего такого…
— А ну заткнись, ты, хитрая двуличная мразь! — Директор побагровел от злобы, но все же не утратил самоконтроль. И повысил голос ровно настолько, чтобы от его гнева задрожали лишь Багнер и Рамос, но не железные стены подстанции: — Время оправданий для тебя закончилось! Как ты там сказал про свидетелей, которые мне понадобятся? Ах да: из тебя получится просто идеальный свидетель! А может, на самом деле ты хочешь поболтать с дознавателями о чем-то другом? Например, пойти с ними на сделку и выторговать для себя новую, более комфортную тюрьму в обмен на показания против меня. Я прав?! Отвечай, я прав?!
— Нет, сэр! Что вы, сэр! Это неправда, клянусь! Как вы могли такое обо мне подумать! Что я должен сделать для того, чтобы вы мне поверили?
— Что сделать?.. Хм, вот это уже деловой разговор! Ты готов пристрелить своих подельников и доказать мне, что ты действительно на моей стороне?
— Так точно, сэр! Дайте мне такую возможность, и я докажу это!
— Замечательно!.. Капрал Рисаль! — Ван Хейс поманил рукой головореза, что дежурил у окон, ведя наблюдение за морем. — Дайте мне ваш пистолет, капрал!
Вынув из набедренной кобуры «беретту», Рисаль подошел и протянул ее боссу рукояткой вперед.
— Благодарю вас, — кивнул ему директор. После чего снял пистолет с предохранителя и взвел затвор. — Очень похвальное рвение, Багнер! У меня сейчас прямо камень с души упал!
— Благодарю вас за доверие, сэр! Вот увидите, я вас не подведу!
— Ничуть в этом не сомневаюсь… Правда, есть один пустячок, который нам надо обязательно урегулировать. Устранить небольшой дисбаланс, так сказать. Видишь ли, в этой комнате и за ее порогом хватает охранников — и живых, и мертвых, — но катастрофически мало зэков. А это непорядок. Ты абсолютно прав: как свидетель, ты будешь для меня весьма ценен. Но вот незадача — в таком случае здесь останется всего-навсего один мертвый зэк и один… — Директор озадаченно посмотрел на Рамоса. — А также один весьма странный труп, который вызовет массу лишних и ненужных вопросов. И как, по-твоему, это будет выглядеть со стороны? Я скажу: очень неправдоподобно… Или может, у тебя случайно есть идея, как мне, не выходя отсюда, раздобыть лишнюю пару-тройку мертвых зэков?
— Я… Мне… э-э-э… — Скарабей недоуменно заморгал глазами и изобразил вымученную улыбку. — Нет, сэр! Даже не знаю, что тут можно придумать.
— Не знаешь? — улыбнулся ему в ответ ван Хейс. Но уже в следующий миг его лицо вновь перекосило от злобы, а голос угрожающе повысился: — Не знаешь?! Так какого черта ты пудришь мне мозги?! Все же и так очевидно: как труп, ты принесешь нам гораздо больше пользы, чем как свидетель!
И он, нацелив «беретту» Багнеру в грудь, трижды спустил курок. Скарабей дернулся, потом выпучил глаза и открыл рот, как будто желая задать своему палачу последний вопрос, но вместо этого лишь поперхнулся и закашлял кровью. Директор отступил от него на пару шагов, чтобы он не забрызгал ему брюки и ботинки, хотя те и другие и так были уже сильно испачканы. Впрочем, агония Харви продлилась недолго. Через полминуты его взор затуманился, голова упала на грудь, и сам он завалился бы на пол, если бы не наручники, которыми он был пристегнут к станине. На ней он и повис мешком, став тем самым трупом, на нехватку которых ему минуту назад жаловался ван Хейс.
Кальтер поморщился, но случившееся его не слишком удивило. Едва в руках ван Хейса оказался пистолет, Обрубок сразу понял, что вот-вот произойдет. Как бы ни бравировал директор перед своей будущей жертвой, он не был хладнокровным убийцей. Возможно, что до сей поры он вообще им не был. Побледневшее лицо, задрожавший голос, бегающий взгляд и нервозность движений выдали его намерения. Только Багнер, в отличие от Кальтера, этого не заметил. Но если бы и заметил, что бы от этого изменилось? Сегодня его хваленая изворотливость ничем ему не помогла. Разве что бывший покровитель Скарабея оказался достаточно милосерден и не стал подвергать его перед смертью мучениям.