Побег Джорджа Блейка

«В английском языке слово „гребешок“ является жаргонным выражением, обозначающим мужской половой орган. Поэтому предположить, что „гребешки трепыхались на ветру“, было бы весьма рискованно».

На работу в издательство меня приняли, но к практической работе я фактически так и не приступил. Мое материальное положение укрепилось благодаря заботам КГБ: мне установили месячное содержание в 300 рублей.

По текущему курсу это составляло около 30 фунтов в неделю.

Блейк проводил большую часть дня, составляя пространные справки для КГБ, которые Стэн ежедневно отвозил в свое учреждение. Обыкновенно он приносил с собой портативный магнитофон, и они с Блейком уединялись в спальне и проводили около двух часов, беседуя о чем-то почти шепотом. Было ясно, что Блейк передает КГБ последние крохи информации, которую он не успел переправить до своего ареста, а также подробно рассказывает Стэну о тех методах, которые использовала британская контрразведка при расследовании его дела и ведении допросов.

Почти сразу после моего переезда на квартиру Блейка я стал понимать, что передо мною совершенно незнакомый и чуждый мне человек. Ощущение было не из приятных. Безвозвратно пропала постоянная дружелюбная улыбка, терпимость и стремление понять другого, готовность слушать и сочувствовать. Блейк был теперь мрачным, раздражительным, надутым. Тот Джордж Блейк, которого мы все знали по тюрьме Уормвуд-Скрабс, оказался насквозь фальшивой маской, которую он умышленно и с дальним прицелом столь долго носил, заботясь лишь о своем собственном благополучии.

С самого начала он дал ясно понять, что квартира принадлежит ему и что мне разрешено в ней жить только потому, что он согласился меня облагодетельствовать. Его отношение к Зинаиде Ивановне и Соне было сплошной демонстрацией своего превосходства. Однажды вечером я разговаривал с двумя женщинами на кухне. Соня, которая говорила по-английски, выступала в роли переводчика. Внезапно открылась дверь, и в кухню ворвался Блейк.

Не скрывая раздражения, он торжественно объявил, что желает сделать заявление. Сначала он говорил по-русски и обращался к женщинам. На лицах их можно было прочитать удивление, потом замешательство и, наконец, гнев.

Он закончил свою тираду по-русски и повернулся ко мне:

— Теперь я перевожу мое заявление на английский: с сегодняшнего дня в этой квартире вступает в силу правило, согласно которому всякий шум и хождение должны прекращаться самое позднее в 11 часов вечера. Все. Спокойной ночи!

Зинаида Ивановна что-то сказала дочери, и та перевела.

— Мы с мамой думаем переехать отсюда и снова жить в нашей собственной квартире. Мама может приходить сюда каждый день убирать и готовить, а вечером возвращаться домой.

Но они не переехали. Они боялись КГБ, боялись сделать что-то такое, что могло вызвать неудовольствие этого ведомства.

Однажды вечером, месяца через три после моего приезда в Москву, в гости к Блейку пришел сотрудник КГБ, с которым он поддерживал связь в Берлине, работая в британской разведке. Они провели пару часов за шампанским, вспоминая старые времена. Как и многие другие вещи в СССР, двери там часто бывают сделаны весьма халтурно и как следует не закрываются. Я был в кухне, заваривал чай, дверь в коридор была открыта. Голоса Блейка и его гостя можно было слышать не напрягаясь.

— Как идут дела у Шона? — вскоре спросил человек из КГБ.

— Неплохо, совсем неплохо…

— Какие у него планы?

— Ну как сказать… — тут я ясно представил, как Блейк снисходительно пожимает плечами. — Шон ведь ничего из себя не представляет. Он простой деревенский ирландский парень и больше ничего. Он сам не знает, чего хочет, и в этом вся загвоздка. Но, тем не менее, мы стараемся уговорить его остаться здесь, обосноваться в СССР. Сейчас мы работаем над этим.

Выждав неделю, чтобы Блейк не заподозрил, что его подслушали, я зашел к нему в комнату и совершенно спокойно сказал:

— Я в Москве уже больше трех месяцев, и, мне кажется, пора напомнить Стэну, что мое пребывание здесь согласно договоренности рассматривается как временное. Я хочу вернуться в Ирландию.

— Вот как?

— Именно так. Ты отлично знаешь, что я всегда этого хотел.

— А как же Майкл и Пэт? Вернувшись в Ирландию, ты поставишь под угрозу их безопасность.

С большим трудом мне удалось сдержать свое раздражение. Я спокойно сказал: