Побег из Амстердама

— Речь идет сейчас о твоей безопасности и безопасности твоих детей. Ты отвечаешь за это. У них нет никого, кроме тебя. Боже мой, ты же совершенно не думаешь о том, что будет, если тебя… Куда им тогда деваться?

Эту мысль я не могла допустить. Что произойдет, если я действительно окажусь в его руках? Я ведь никак не устроила их судьбу. Их отцы? Это будет просто катастрофа.

— Если я умру, они поедут к моей сестре, я думаю…

Я умру и брошу своих детей на произвол судьбы, не оставив им ничего, кроме недоразвитых отцов и тетки, с которой они едва знакомы. Как же получилось, что я никогда не задумывалась об этом всерьез? Жила себе, да и только. Мысль о том, что я брошу двух живых существ, была невыносимой. Я хватала ртом воздух, как будто меня ударили ногой в живот. Рини обняла меня.

— Но это же не случится, дорогая моя, мы это не допустим, слышишь?

По телефону Виттеброод сообщил, что ничего для меня не может сделать, только записать с моих слов, что произошло. «Госпожа Фос, боюсь, что вы имеете дело с любителем страшных шуток», — сказал он. Он собирался обсудить это со своим шефом. «Настоящей угрозы пока нет, поэтому мы не можем дать ход вашему делу».

Я начала всхлипывать, Виттеброод не знал, что мне сказать.

— Очень жаль, что я ничем не могу вам помочь. Если бы вы знали, кто это делает, мы бы провели с ним беседу или задержали бы его. Очень досадно, но законодательство еще мало разработано в этой области. Похоже, что человек, который мучает вас, очень хитер. Он точно знает, насколько далеко он может зайти. Он обладает даром убеждения, видите, как легко ему удалось уговорить сотрудников похоронного бюро приехать к вам в дом. Вы ведь снимаете дом?

— А при чем здесь это? Нет, я его купила.

— Иногда владельцы домов идут на все, чтобы выселить жильцов из дома. Или соседи. У вас хорошие отношения с соседями?

— Вы хотите сказать, что кто-то хочет выжить меня из дома?

— К сожалению, бывает и такое. Но я все-таки думаю, что вам надо искать среди ваших знакомых. Или, как вы сами сказали, это обезумевший фанат. Вы же довольно известная певица.

Мои мысли путались. В животе бурчало. Я еще ничего не ела. Я даже не знала, чего мне хочется, но должна была что-то бросить в желудок, потому что мозги уже не работали. Я закончила разговор с Виттеброодом и пошла в кухню.

Рини сидела за столом и вопросительно смотрела на меня. Я покачала головой.

— Да они ничего не могут сделать. Видимо, мне надо умереть, чтобы они начали расследование.

Рини прорвало:

— Это просто безобразие, что тут происходит!

Мне захотелось, чтобы она ушла. Тогда бы я съела бутерброд, почитала газету и пошла погулять с детьми.

— Слушай, мы с Гюсом тебя не оставим. Все будет хорошо, вот увидишь. А за детей не волнуйся. Мы всегда им поможем. Даже в самом худшем случае. Если хочешь, мы все устроим.

— Что?

— Ну, знаешь… — Она неловко замахала руками. — Мы готовы оформить опеку. Мы будем заботиться о них. Им не надо будет переходить в другую школу, они будут жить на этой же улице…

— До этого еще не дошло. Я об этом и думать не хочу.

— А надо бы подумать, дорогая. Нам всем надо подумать. Речь идет о твоем материнском долге.

Мне не надо было так откровенничать с Рини. Она была моей соседкой, и наши дети играли вместе, но мы не были близкими людьми и никогда ими не станем. Я уже жалела о том, что рассказала ей о себе, ведь я была совершенно уверена, что она будет обсуждать мои проблемы с подругами. Рини такая. Тот тип людей, которые без зазрения совести, в ритме легкого вальса вламываются в чужую жизнь и требуют откровенных признаний. Так и она влезла в мою жизнь, и теперь будет трудно соблюдать дистанцию. Отцепиться от таких людей, как Рини, можно, только крупно с ними поссорившись.

Что мне теперь делать? В глубине души я знала что. Уехать. Здесь я не была в безопасности. Я не могла себе позволить игнорировать угрозу и продолжать жить своей жизнью. У Мейрел и Вольфа не было никого, кроме меня. Я должна скрыться вместе с ними, если надо — на всю жизнь. У меня было единственное место, где мы могли спрятаться, хотя бы на время. Правда, сама мысль вернуться, как побитая собака, в дом, о котором у меня сохранились самые тягостные воспоминания, к сестре, которая до сих пор считала меня глупым маленьким ребенком, вызывала у меня отвращение. Но по-другому было нельзя. Какими бы сложными ни были наши отношения, все-таки она единственный человек, которому я могла по-настоящему доверять.

Глава 13