Побег из лагеря смерти

Шин знал, что его ждет, потому что сам не единожды участвовал в процедурах коллективного наказания.  Школьники выстроились перед ним в очередь. Девочки били его по правой щеке, мальчики – по левой.  Ему помнится, что только после того, как одноклассники сделали пять заходов, учитель остановил избиение и велел всем отправляться на обед.

До заключения в секретной тюрьме и до того, как на него ополчились учителя и одноклассники, Шин даже и не думал винить кого-то в том, что он родился в Лагере 14.

Каждое мгновение своей жизни он посвящал поискам еды и попыткам избежать новых побоев. Его совершенно не интересовали ни мир за пределами лагеря, ни родители, ни история своей семьи. Если он и верил во что-то, то это была проповедуемая охранниками концепция первородного греха. Он четко знал, что у него, отпрыска предателей Родины, был только один шанс искупить вину (и единственный способ не погибнуть с голоду) – это упорный и тяжелый труд.

Но теперь он исполнился яростью и ненавистью. Его еще не терзала вина за смерть матери и брата – это придет позднее. Но месяцы, проведенные с Дядюшкой, заставили его задуматься, пусть еще совершенно абстрактно, о мире, находящемся за изгородью из колючей проволоки.

Шин вдруг осознал, что в мире есть много вкусной еды, которую он никогда не попробует, много мест, где ему никогда не доведется побывать. Грязь, вонь и серость лагерной жизни вытягивали из него все моральные силы, а в процессе медленного и робкого познания самого себя он начал понимать, что такое одиночество, раскаяние и желание лучшей доли.

Больше всего тогда он злился на родителей. Ведь именно из-за преступных интриг матери ему пришлось перенести страшные пытки, думал он. Кроме того, он винил ее и за издевательства и унижения, которым подвергали его теперь учителя и одноклассники. Он презирал мать и отца за то, что они эгоистично совокуплялись в трудовом лагере, не задумываясь, что произведут на свет детей, обреченных на смерть за колючей проволокой.

На поле казни отец пытался успокоить мальчика.

– С тобой все хорошо? Тебе что-нибудь повредили? Ты видел там свою мать? – снова и снова повторял он, имея в виду подземную тюрьму.

Но Шин даже не мог ответить от охватившей его ярости.

После казни даже само слово «отец» вызывало у Шина отвращение. В те редкие дни, когда его отпускали из школы (а происходило раз 14 в год), Шину полагалось навещать отца. Во время этих визитов Шин чаще всего отказывался с ним даже разговаривать.

Отец попытался извиниться.

– Я знаю, ты страдаешь оттого, что родился не у тех родителей, которых бы хотел, – сказал он Шину. – Тебе очень не повезло, что ты родился именно у нас. Но что теперь с этим поделаешь? Так уж все вышло.