Но сейчас, в клетчатой плиссированной юбке, высоких мощных ботинках «мартинсах» и коротком, эффектно приоткрывающим животик бомбере я получила прибавку к «Интеллекту» на тридцать пунктов, благодаря заточке в ателье, и ещё на четыре благодаря статам в самих шмотках.
Я наплевала даже на свою харизму, хотя уже привыкла ловить восхищённые взгляды. Сейчас абсолютно все мои силы были нацелены на одно – повышение моей огневой мощи. Я превратила себя в оружие.
Никогда не любила кладбища. Даже в Германии и Англии, где почитание смерти возведено в ранг высокого искусства, я предпочитала не посещать их пафосные «города мёртвых» со склепами и некрополями, в которых покоились целые поколения.
Погост в окрестностях Ольховца был весьма паршивым их подобием. Покосившиеся могильные камни, грустные статуи ангелов с отколотыми крыльями и, конечно же, вездесущий туман, который струился между гробницами словно густая, молочно-белая река.
Мы втроём зашли в полуоткрытые ржавые ворота, которые скрипели и покачивались, несмотря на то что ветра не было.
Я достала из инвентаря тёмно-лиловый пузырёк и, дурачась, чокнулась с оранжевой бутылочкой в руках у Макса. +20 к «Интеллекту» у меня, +20 к «Ловкости» у него.
Что сейчас делает Лира? Отчаянно вызванивает Серёжу в реале? Собирает тех, кто сейчас в игре, чтобы попытаться нас остановить?
Я была уверена, что их конста, даже удвоив силы, не будет дежурить в онлайне в полном составе. Людям надо спать, обедать, ходить на работу… Для того чтобы пасти меня, у Крока они выбрали самый разумный вариант – перешли на вахтенный метод. В любом случае они плетутся где-то в хвосте, а я получила шанс закончить свою войну одним ударом.
Из тумана появляются первые мобы. Скелеты с ржавыми мечами в костяных руках. Никакого страха они не вызывают, разве что любопытство – как, не имея суставов, их конечности двигаются, не разваливаясь на составные части. В пустых глазницах скелетов клубится всё тот же белый туман.
Поднимаю ладонь, выпуская в полёт сгусток огня. Он врезается в первого моба и взрывается внутри пустой грудной клетки, вспыхивая весёлым костром.
Это что, я его сваншотила?! Охреневаю от собственной мощи. Макс старается не отставать, бьёт своими бронебойными болтами почти в упор, снося пустые черепушки. Ему приходится тратить по два-три выстрела на моба.
У меня уходит в среднем по два каста, но благодаря «Снайперу» и «Урону огнём» часто проходят криты. Тогда костяные противники разлетаются в облаке взрыва с первого раза.
Мана проседает со страшной силой, но едва её полоска достигает дна, я проглатываю «среднюю» бутылку с синим зельем, снова добивая её до полной. Мы идём по дорожке, не замедляя шаг, паля навскидку, словно в тире. Вокруг нас бушует огненный шторм, а позади простирается ад.
Сусанна робко семенит за нами, не принимая никакого участия в веселье. Она и не подозревает, что её роль куда важнее, и что этот банкет, в прямом смысле слова, за её счёт.
На помощь чахлым скелетам приходят зомби десятого уровня, но и они неспособны оказать нам серьёзного сопротивления. Макс быстро приноравливается отстреливать им одну ногу, после чего я поджариваю бестолково барахтающийся труп.
Мне приходит в голову, что мы несём смерть, но это неправильно. Смерть здесь была до нас, мы несём очищение.
Тёмный саркофаг лича оказывается на нашем пути внезапно, и я понимаю, что мы дошли! В этот момент я врубаю стрим. Если эта сучка Тата наблюдает за мной, то пусть видит мой триумф.
Мы добиваем всех, кто способен помешать, а затем подступаем вплотную к склепу. Покровитель кладбища, лич Иероним решает не отсиживаться внутри. Я вижу, как его жуткая составная фигура поднимается над склепом.
Он настоящий великан, метра три ростом, и больше похож не на обычный скелет, а на громадное, сложенное из костей насекомое вроде богомола. Огромный череп венчает ржавая железная корона. Фигура лича, в отличие от бесстыдных скелетов, укутана плотным серебристым туманом, густым, словно плащ.
Иероним не спешит, видимо ожидая действий захватчиков и готовя для нас самый эффективный ответ.
Я пользуюсь паузой и достаю очередное зелье. Оно выглядит живым, настолько оживлённо и зло внутри бьются два начала – белое и чёрное. Залпом опрокидываю его в рот.
Выпускаю файер. Он даже не рыжий – ярко-белый, словно вспышки на солнце. Шар с гудением вращается, долетая до Иеронима, и взрывается с громким хлопком.