Побег из приюта

К главврачу вернулось прежнее хорошее расположение духа, и, насвистывая незнакомую Рики песенку, он направился к двери и вышел в коридор. Рики ожидал, что Кроуфорд снова отведет его в кабинет, но вместо этого они повернули направо и подошли к соседней двери. Память Рики начала восстанавливаться, к нему также возвращались силы, которые прежде отнимали лекарства, поэтому пришлось сделать усилие, чтобы не выдать себя перед главврачом.

Зачем ему входить именно в эту комнату?

Он собрался с духом, подавляя нервную дрожь в ногах, пока главврач отпирал камеру и придерживал перед ним дверь. Несколько санитаров в конце коридора, среди которых был и Ларч, заметили их и с любопытством наблюдали за происходящим. Их войти не пригласили.

«Он думает, что я всецело в его власти. Он считает меня безвольным и безопасным».

Рики оказался не готов к тому, чтобы увидеть маленькую девочку или ее комнату. Палата оказалась безукоризненно чистой, но печальной. Здесь было невероятно пусто. Ее кровать была меньше его постели и выглядела менее удобной. В ногах матраса лежала единственная смятая простыня, настолько выношенная, что светилась насквозь. Девочка была маленькой и хрупкой, как Рики и помнил. Она была одета в простую белую ночную сорочку, доходившую до середины колен. Длинные волосы закрывали ей лицо и почти касались пола.

Она стояла посреди комнаты и как будто никого не замечала.

Главврач уверенными шагами приблизился к девочке, остановившись дюймах в пяти от нее. Он, казалось, не замечал ужасающей безрадостности окружающей обстановки. Как он мог держать ее в этом состоянии? Чем провинился такой маленький ребенок? Ноги девочки были настолько тонкими, что было непонятно, как они ее носят. Наклонившись, главврач заговорил низким, слишком громким голосом, как если бы она была умственно неполноценной:

– Привет, Люси, я хочу познакомить тебя с совершенно особенным молодым человеком. Его зовут Рики. Почему бы тебе не сказать ему «привет»?

При виде девочки из своих видений Рики испытал скорее жалость, чем страх. Она была такой невероятно худенькой и хрупкой! Из-за недоедания ее изможденное тельце и большая голова приобрели кукольные пропорции. Толстый шрам пересекал ее лоб от виска до виска.

Кроме кровати и самой девочки, в камере не было ничего, не считая крошечной музыкальной шкатулки у двери. Она лежала на боку, и главврач, продолжая насвистывать все тот же неизвестный мотив, подошел, подхватил ее с пола и начал поворачивать ключ. Громкое трик-трак заводного механизма ворвалось в насвистываемую песенку.

– Обычно это ее успокаивает, – пояснил главврач. Грязная фарфоровая балерина кружилась на крышке шкатулки под медленную, местами фальшивую мелодию. Иногда припев прерывался, как будто спотыкаясь, но после мучительной паузы возобновлялся, повторяясь снова и снова. Было настоящим чудом то, что эта штука вообще работает. – Она – одна из моих неудачных попыток. Как ты понимаешь, развитие науки невозможно без жертв.

И тут, заставив обоих вздрогнуть от неожиданности, раздался голос девочки, низкий и хриплый, напоминающий призрак некогда милого детского голоска:

– Нельзя жить вечно. Это невозможно.

Она говорила по-английски с акцентом, возможно испанским, настолько сильным, что Рики с трудом понимал ее.

– Ах, я вижу, мы сегодня в боевом настроении, – укоризненно произнес главврач. Поставив шкатулку на пол, он вернулся к девочке и наклонился над ней, держа сцепленные руки за спиной. – Ты права, малышка Люси, телу это, возможно, не под силу, но как насчет идеи? Если идея попадает в подходящую почву, она способна расти бесконечно долго. – Главврач развернулся так, чтобы видеть обоих одновременно. – Наша Люси, Рики, была совершенно неуправляемой, как и ты. Дома она была способна кричать часами напролет, пока ее домашние не решили, что она одержима. Когда ей не смог помочь священник, родители привезли ее сюда. Они отдали ее мне и забыли думать о ней, в точности как твои родители – о тебе.

– Сорняки, – встрепенувшись, прошептала девочка. – Гниют.

Рики не знал, сколько еще способен все это выдерживать. При виде девочки, такой маленькой и одинокой, его охватило непреодолимое желание защитить ее. Чем она заслужила подобную участь? Возможно, ничем, как и он. Или Пэтти.

«Или мой папа».

– Мне, как всегда, было приятно навестить тебя, Люси. Я рад, что тебе удалось в последний раз с кем-то подружиться, – нараспев произнес главврач. Он выпрямился и поманил Рики, улыбаясь так холодно и спокойно, что тот двинулся к нему, замирая от ужаса. Он сразу понял, что «выпускной» – это что-то ужасное, и ощущение опасности нахлынуло с новой силой, заряжая его адреналином. – Теперь, когда ты увидел одну из моих ошибок, – продолжал главврач, извлекая что-то из кармана халата, – я хочу, чтобы ты ее исправил. Возможно, она во многих отношениях похожа на тебя, но ты настолько во всем ее превосходишь, Рики, что это будет небольшой потерей.