— Ты смотри, Миша, на вольной больнице себя тише веди, а то опять сюда привезут, — наставляла Жихорева медсестра Григорьевна, старая фронтовичка. Она как в воду глядела. (Мишу Жихорева продержат полгода в общей больнице и в 1978 году вместо выписки вернут в Черняховск.) Григорьевна эти края с генералом Черняховским с боями прошла до самого Берлина.
— До войны здесь туберкулёзная больница была, — рассказывала она, за два года если не выздоравливал больной, то его умертвляли, а в годы войны — немецкая политическая тюрьма, сидели здесь антифашисты и коммунисты. Мы их освободили.
Выписали и старого деда Жигули. Ему было далеко за семьдесят. Он бабку свою замочил, а до этого много лет в лагерях провел. За несколько месяцев до комиссии дед совсем захирел, ничего не ел, всё время лежал, того и гляди вот-вот помрет. «Пусть уж лучше дома помирает», — решили врачи и выписали деда, который всего год в больнице пробыл. Вышел умирающий дед из кабинета, оглянулся по сторонам, встал на руки и по дорожке до самого конца коридора прошёл!
Четырьмя годами отделался Витя Видельников. Он двоих застрелил и одного ранил. Крупный деревенский мужик Кондоренко радостно смеялся, его тоже выписали после пяти лет лечения.
— Ха-ха-ха! — гремел его наигранный смех во дворе, сменявшийся плачем, как делают артисты на сцене, вытирая огромными кулаками слёзы на глазах.
— Ууууу — выл он, — Маму жалко! Я её порубил и засолил. Уууууу…
— Зачем ты её убил, Кондоренко? — спрашивают его.
— Робити мэнэ заставляла. Так я её порубил и засолил. Ха-ха-ха. Маму жалко, уууууу.
-Заткнись ты, идиот! — кричали ему в ответ.
Расстроенный ходит больной Старлин, невзрачный, с колючим взглядом и согнутый от всего случившегося с ним. Ему на вид было лет двадцать шесть. Он влюбился в молоденькую девушку, продавщицу магазина из музыкального отдела. Девушка не отвечала взаимностью на его ухаживания. Он убил её и съел… её сердце. Пробыл он здесь несколько лет и был выписан, но в больнице общего типа, куда его перевели он влюбился в медсестричку и чуть там не изнасиловал её. Прошло полгода как он уже снова здесь. Его профессор не выписал, а поставил кандидатом в кандидаты на зиму, что значит нужно ждать ещё целый год.
Насильнику мертвых, который жил невдалеке от кладбища и очень любил там проводить время с мертвыми женщинами, совсем не повезло. Ему профессор ничего не пообещал. Я даже не знаю имя этого некрофила, настолько он мне был неприятен, что я избегал общения с ним.
— А что тебе профессор пообещал? — заметив, что я хожу по двору один и ни с кем не разговариваю, поинтересовалась медсестра.
— На зиму… — недовольно и с иронией ответил я.
— Так это хорошо! Тебе повезло. Ты ведь недавно к нам прибыл. А как с братом? Тоже на зиму?
— Как это недавно?! Четвертый год пошёл. Наши подельники уже на свободе, а нам — такая кара.
— Но здесь-то вы недавно. И попались вы «за границу», ведь это — измена Родине.
— Какая измена?! 83 статья «переход границы» до трёх лет — возмущаюсь я.
— Статья — одно дело! А у вас — преступление. Лучше бы ты совершил два убийства, чем то, что ты сделал,-спокойно и совершенно искренне сказала мне медсестра.
— Вы правы, только у меня не два трупа, а тысячи убитых комаров, так что профессору виднее кого в первую очередь надо выписывать.
Я боялся в таком состояние сказать что-то лишнее и поскорее ушел подальше от медсестры. Я вспомнил как Ивана Бога из Днепропетровской больницы с возмущением рассказывал мне, что ему врач сказала тоже самое:
— Лучше б ты, Бога, двоих убил, чем то, что ты границу перешёл.
Во двор зашёл Людас, он закончил гладить халаты и тоже считал, что профессор несправедливо долго продержал его в больнице за угон автомашин.
— Вон, Васька Вазин, жену в посадке убил и, как я, тремя годами отделался, да и болен он не больше, чем мы с тобой. Слушай, я тебе сейчас одну историю расскажу, только прошу тебя никому об этом. Помнишь, весной привезли больного по фамилии Александр Миненков. Так вот, он — родной брат чемпиона мира по фигурному катанию Андрея Миненкова.
Я хорошо помнил худощавого, выше среднего роста парня редко разговаривавшего с больными и больше державшегося особняком. Он задержался в больнице совсем недолго, в первую же комиссию ему заменили режим спецбольницы на больницу общего типа.