Побег из Рая

— Вытирайся и одевайся в это! — указал мне санитар на лавку, где лежали в желтых пятнах полотенце, кальсоны с рубашкой и что-то похожее на тапочки. Я надел застиранные с пятнами от крови кальсоны большого размера с огромным вырезом для ширинки и двумя тесёмками вместо пуговиц, маленькую с очень короткими рукавами рубашку без воротничка. Я пытался прикрыть ею разрез ширинки, но ничего из этого не получалось. В другом конце бани стоял уже одетый в больничный наряд брат. Он был подавлен. Молчал. Я понимал, как тяжело ему сейчас. Впервые за свои двадцать один год он, проживший в родительском доме, вот так, сразу, оказался в таком жутком месте.

— Давай, Шурик, пока! — махнул он рукой и поплелся за санитаром.

Я напялил рваные непарные штиблеты и тоже пошел за своим санитаром. Мы обошли угольную кучу и зашли в корпус. Металлическая лестница, огороженная высокой решеткой, чтобы предупредить попытку самоубийства, вела наверх. Мы поднялись на четвертый этаж. Санитар отмычкой открыл массивную дверь, за ней был широкий с деревянными полами коридор. Ярко горели лампочки. Было чисто, пахло хлоркой и лекарствами. Толстенькая молоденькая медсестра в больших очках заливалась громким смехом. Долговязый санитар, стоявший рядом с ней, рассказывал вульгарные анекдоты.

— А ну, иди сюда, — увидев меня махнула она мне рукой, продолжая смеяться. Мне было очень стыдно приблизиться к ней в этом наряде. Кальсоны на завязке не держались и спадали. Я оттянул как можно ниже рубашку, прикрыв ширинку и подошел.

— Рассказывай! Что натворил? — сменив смех на повелительный тон, спросила она.

— Переход границы у него, — ответил мой санитар и добавил: — С братом он здесь вместе.

— Так что б вы там делали? Вы б там с голоду сдохли и с мусорных куч бы не вылазили или у вас золотишко с собой прихвачено было? — с умным видом спросила медсестра, она очень походила на обезьянку.

— Ничего у нас не было. Нас задержали финны и выдали.

— Финны?! — удивленно протянула она. — Так вы были уже там?.. Вот видите, никому вы не нужны, даже там.

— Нет, почему? — вступил в разговор долговязый санитар, который по своему развитию, похоже ничем не отличался от этой обезьянки в очках. — Если б они были учеными или имели кучу денег, их бы не выдали.

Я знал, что они скажут дальше, что там мы вынуждены были бы клеветать на родину, чтобы выжить.

— Правда, им предложили бы работу против Советского Союза или заслали бы домой, как шпионов, — закончил свою речь долговязый санитар.

— Правильно вы говорите, но мы и не думали там оставаться. Это хорошо, что финны нас выдали, а то неизвестно чем это всё могло бы закончиться, — добавил я чувствуя себя дураком в глазах этих людей, желая поскорее закончить эту глупую дискуссию.

— Ничего, не расстраивайся! — рассмеялась снова медсестра, — подлечат тебя здесь, и никакие заграницы тебе больше не будут нужны.

— Семеныч! — обратилась она к моему санитару, — принеси постель и в надзорную палату его.

Свободных мест в палате не было. В большой комнате ярко горели лампочки. Рядами стояли вплотную белые тяжелые металлические кровати, на которых спали люди с желтыми лицами мертвецов. Окна с толстыми решетками были открыты, но в палате было душно. Ядовитый запах лекарств, хлорки и пота стоял в воздухе. Я лег на матрас в проходе у дверей и хотел как можно скорее заснуть, не видеть всего этого.

36 НАДЗОРНАЯ ПАЛАТА

Проснулся я от криков в коридоре.

— Подъем! Оправка! — кричали санитары. Один из них влетел в нашу палату и накинулся с матом на сонного больного.

— Беги живо, хватай таз и делай уборку!

Я скрутил матрас, запихал его под кровать и вышел в открытую дверь на оправку.

— Куда поперся? — кричал мне санитар.

— В туалет.

— Вернись и жди всех! Притом, спрашивать надо!

— Извини, я не знал, — сказал я.

— Так вот, теперь знай, — не зло ответил он.

В туалет привели строем, там санитар запер всех и ушел по своим делам, крича на кого-то в коридоре.

Туалет был набит битком и каждый ждал своей очереди. Курильщики выпросили докурить самокрутку у уборщика туалета. Они по очереди втягивали в себя едкий табачный дым и передавали скрутку по кругу. Она уже обжигала им пальцы, но они все еще не выпускали её из рук.

Уборщик-псих громко ругался, пробивая черенком от лопаты заваленные отверстия туалета. На него никто не обращал внимания. Больные люди, все без исключения, топтались на месте и негромко переговаривались.

В палате меня переложили с пола на кровать. Кровати стояли впритык, одним длинным рядом, что на них можно было забраться только с прохода, перелезая через спинку. По узкому проходу между рядами ходили друг за другом взад и вперед пять больных. Три шага — вперед, потом все разворачивались и — три шага обратно. Тот, кто устал, забирался на кровать, и его место занимал в строю другой. На мои вопросы они нехотя отвечали. Мне было трудно поверить им, что они вот так ходят туда-обратно в этих жутких кальсонах уже пять, восемь, двенадцать лет и никто из них не знает, когда будет конец их лечению.