Побег из Шапито

Серёга совсем не тяготился злой погодой. Он даже любил грозы. Забравшись под раскидистую ель, волк положил голову на лапы и меланхолично смотрел на лес, то возникающий в холодном белом свете перунов, то гаснущий в кромешной темноте. В мгновения, когда вспышка показывала стволы сосен, куст орешника и замершие в воздухе капли, возникало удивительное ощущение, что время остановилось. В получившихся фотографиях лес мерещился чужим, нереальным. Серёге это нравилось.

Остальные тамбовчане тоже не очень страдали. Всё-таки в наших широтах народ ко всему привычный.

Прохор долго рассматривал влажные чёрточки, оставляемые на тёмном окне каплями, потом сказал: «Ишь как полоскает», задул керосинку и лёг на лавку. Корреспондент Гришечкин на правах гостя почивал на тёплой печи. Получалось, что прессе повезло больше всех.

Потом гроза внезапно стихла. Кончился дождь, умер ветер, и к утру небо полностью очистилось от облаков, словно ничего и не было.

Глава 2

– Эгей, иностранщина! – позвал ёж, стоя у входа в шалаш и наслаждаясь солнечной ванной. – Вылезайте, утро уже!

Впотьмах началось какое-то шевеление, и на свет выползли мокрые, дрожащие от холода циркачи. Смешнее всех выглядел Вонючка Сэм – облезлый худой зверёк с тонким хвостиком. Мех прижался к бокам, топорщились лишь несколько жалких клочков. Короткошерстного Гуру Кена изрядно колотило. Австралиец самоотверженно занялся физкультурой. Ман-Кей стал походить на человека ещё сильнее. Шимпанзе также замёрз и поэтому с радостью присоединился к разминке кенгуру.

А Петер смотрелся, как мокрая курица с обвисшими перьями.

– Айн… пчхи! – чихнул петух.

– Атас! – завопил Колючий. – Куриный грипп!

– Д-да б-брось т-ты, – вымолвил Гуру Кен, стуча зубами. – П-просто п-п-простуда.

В этот момент Вонючка Сэм поступил, как какая-нибудь собака. Он отряхнулся от носа до хвоста. Фонтан брызг накрыл всех присутствующих.

– Парфюмер! – воскликнул Петер. – Ты есть несносный!

– Ну, извините, – буркнул скунс.

Его мех бодро торчал теперь в разные стороны, и Сэм был похож на мокрую щётку.

– Ну и погодища проклятущая! – сказал шимпанзе. – А ещё, блин, лето! Мотать отсюда надо до зимы, братья!

Все недоумённо уставились на Ман-Кея. Даже кенгуру прекратил упражнения.

– Ты чего, Эм Си? – тихо спросил Колючий.

Афроангличанин недоумённо захлопал глазищами, а потом стукнул себя по лбу:

– Йо, проклятая погода! И это лучшее время года? Да что же будет зимой? Ой, пора домой!

– Вот, узнаю старину Ман-Кея! – выразил общую радость Гуру Кен, возобновляя махи лапами.

Колючий обратился к скунсу:

– Парфюмер, раз уж ты сейчас смахиваешь на ежа больше, чем я, то давай отойдём на пару слов? У меня идейка созрела…

Парочка шкодников удалилась от шалаша.

– Короче, типа план. Я вспомнил, вы хотели на гнилом тракторе отправиться домой-то, – начал Колючий, поглаживая игольчатый бобрик на макушке. – Но трактор не вариант. Нужна не тарахтелка тихоходная, а быстрая крутая тачка. И я знаю, где такую взять.

– Веди, – коротко сказал Вонючка Сэм.

Вскоре скунс и ёж присоединились к Лисёне, наблюдавшей за людьми.

– Что новенького? – поинтересовался Колючий.

– Ровным счётом ничего, – зевая, проговорила лиса. – Продрыхли всю ночь в машине, теперь вылезли, разминаются, пробуют зажечь костёр, только не получается – дрова-то сырые. Зябнут. Плохо всё-таки без шерсти. Главный, вон, как ваш австралиец. Молотит кулаками направо и налево, прыгает козлом и дышит, будто паровоз. А подчинённые хлопочут. Вот и всё.

– Негусто, – кивнул ёж.

– А они что, всё время в машине спят? – спросил Сэм.

– Нет, – ответила Лисёна. – Палатку залило, вот они и переползли в авто. А зачем это вам?

– Для полноты картины, – невинно заявил Колючий.

– Надеюсь, ты помнишь слова Михайлы Ломоносыча? – Рыжая прищурилась. – Только наблюдаем!

– Сто пудов, Василиса, – поспешно заверил её шпанёнок. – Правда, Парфюмер?

– Без вариантов, – важно подтвердил скунс.

– Тогда последите часик за меня, а я метнусь к Ломоносычу, с докладом.

Шкодники переглянулись. Затем синхронно кивнули, мол, замётано.

Лисёна побежала к Михайле. Она не удержалась – сделала крюк, заскочила поглядеть на гамбургского петушка. Петер прогуливался между соснами и пировал – влага, выпавшая во время грозы, впиталась в землю, выгнав наружу толстых дождевых червей. Рыжая хищница облизнулась, прикрыла глаза. Перед её мысленным взором возник другой пир – пир на двоих.

– Только я и Петер, – прошептала лиса. – Мой сладкоголосый обед.

– О, привет, Лисёна! – раздался сзади голос Гуру Кена.

Рыжая вздрогнула, обернулась, притворно улыбаясь:

– Доброе утречко, боксёр! Как спалось?

– Ужасно. Хуже этой ночи у меня ещё не было. Разве что та, когда нам пришлось сбежать из… – Кенгуру вовремя осёкся, понимая, что чуть не выболтал тайну.

Правда, он тут же вспомнил: лиса знает правду! Недаром же она их шантажирует!

А хитрая бестия, легка на помине, завела речь об очередной «услуге»: