Побег из «Школы искусств»

Он забрал внизу из почтового ящика газеты: родную «Коммунистическая молодежь» и московскую «Правду». Писем не было ни от кого. Собственно, Черноусов и не ждал их ни от кого. Нечаянной радостью оказался денежный перевод на сорок семь рублей пятьдесят копеек – из журнала «Вокруг света». Черноусов уже не помнил, что именно отправлял в журнал, но сейчас это не имело значения. Имел значения сам перевод. Очень кстати, поскольку вчерашний забег чувствительно ударил по карману и вышиб кругленькую сумму из полученных накануне отпускных. Он даже побаивался открывать бумажник – думал что увидит там пятачок на троллейбус. Тогда ему пришлось бы посвятить ближайшие несколько дней самобичеванию, после чего начать долгие ритуальные культпоходы в пункт приема стеклотары. Как писал гениальный непризнанный поэт Володя Алексеев в элегии «На смерть зарплаты»:

«Встречает утром день гитара,
Меняется на деньги тара».

И вообще: подсознание при этом восставало против того, чтобы деньги, полученные от сдачи посуды, тратились на хлеб, а не, скажем, на пиво. Ну и, конечно, сам факт торчания в бесконечной очереди таровладельцев всегда раздражал до чрезвычайности.

Словом, на улицу Черноусов вышел в частично восстановленном настроении, солнечный день полностью – или почти полностью – гармонировал с внутренним состоянием отпускника, и главное – некуда было спешить. Он неторопливо шел по направлению к центру города и на ходу просматривал заголовки в «Правде».

«Политиздат» выпустил в свет избранные произведения Генерального секретаря ЦК КПСС Ю. В. Андропова. В книгу включены произведения, написанные Ю. В. Андроповым в разные годы. Черноусов вспомнил идиотскую строку из юношеского творения генсека: «Живут и умирают человеки…» Да уж, ничего не скажешь. Посильнее, чем «Фауст» Гете… Так, а это что? «Афганистан: ростки новой жизни». Виктор покачал головой, скептически усмехнулся. Какие, к черту, ростки… Игорек Родимцев, бывший десантник, побывал в Афганистане. Если верить ему, из всех ростков там в изобилие можно наблюдать только ростки опиумного мака. Заросли, можно сказать… «В Москву прибыла группа американских бизнесменов, в том числе известный предприниматель и давний друг СССР Реймонд Галлер…» «Живучи американские бизнесмены, – подумал Черноусов, – товарищ-мистер Галлер, кажется, еще с Владимиром Ильичем Лениным имел удовольствие встречаться. От Ильича до Ильича и далее в вечность…»

Партийная жизнь… Партийная учеба… Фельетон о хищениях на продовольственной базе… НАТО… Нет, такое чтение для отпускника явно не подходило. Черноусов скомкал газету, благополучно опустил ее в ближайшую урну, посмотрел на часы и подумал, что вполне мог бы навестить Маевского-Верещагина, поскольку уже находился совсем рядом с его мастерской, на площади им. В. В. Куйбышева.

Женька был бы хорошим художником. Может быть даже великим. Если бы не пил. Водка приводила к самым невероятным событиям – и смешным, и грустным, но чаще всего кончавшимся очередным увольнением. Например, однажды (он работал тогда в районном Совете депутатов) ему поручили оформить Куйбышевскую площадь к очередному празднику – кажется, Седьмому ноября. Среди прочих лозунгов, Женька должен был написать следующий текст: «Решения Июньского Пленума ЦК КПСС – в жизнь!» Красное полотно Верещагин повесил прямо на площади, на ограде Детского парка, рядом с Дворцом пионеров. Там, где оно и должно было висеть – резонно рассудив, что таскать уже написанное труднее, – и принялся стоя на стремянке раскрашивать нанесенные заранее мелом буквы. Краска у него закончилась перед буквой «и» в слове «жизнь», то есть на букву «ж» хватило, а дальше нет. Женька отправился в мастерскую за краской. Мастерская находилась в двух шагах, но все дело в том, что во время этих двух шагов он встретил друга с бутылкой. За полчаса ничего не случится, решил Женька и принял. А приняв, забыл. Появился через три дня, только для того, чтобы унести трудовую книжку. Три дня весь Симферополь читал гордо высившийся на площади им. Куйбышева лозунг «Решения Июньского Пленума ЦК КПСС – в ж» и бурно радовался точности указанного адреса.

Подобных историй с ним приключалось невероятное количество. Кое-кто из друзей уверял, будто многое, случавшиеся с другими, все равно впоследствии приписывались Женьке – уж больно удачно он подходил для этого.

Дверь мастерской оказалась распахнута, громко орал магнитофон – еще одна верещагинская привычка: плакаты и лозунги – только под Высоцкого. Увидев Виктора, Женька энергично закивал головой и указал подбородком (руки были заняты, а зубами он сжимал карандаш) на разбитый диван в углу. Черноусов сел, закурил первую за сегодня сигарету и занялся своим любимым делом – разглядыванием висевших на стене напротив картин. Верещагин написал их во время одного из случавшихся с ним порой периодов беспробудного творчества.