Лошадей они сдали в городскую конюшню – верхом в городе дозволялось ездить только страже, а жители и гости могли воспользоваться наемными экипажами, коих здесь было в избытке. От экипажа Глаша решительно отказалась и теперь от души наслаждалась пешей прогулкой по улочкам сказочного городка. Маркиз плелся где-то позади нее, он не успевал за энергичной длинноногой москвичкой, привыкшей к темпу большого города. Заглядевшись на витрину кондитерской, в которой лежали румяные крендельки и пышные булочки, та на полном ходу влетела в парня, только что вырулившего из дверей магазинчика с промасленным бумажным кулем в руках. От неожиданности он выронил сверток, по мостовой покатились булочки и бублики, распространяя дразнящий аромат ванили и корицы…
– Ой, простите! – пролепетала Гликерия, глядя на погубленную выпечку. – Что же я натворила!
На удивление, незнакомец, оказавшийся высоким привлекательным шатеном лет двадцати, лишь заразительно расхохотался и воскликнул приятным музыкальным голосом:
– Ничего страшного! Я сам виноват, – а затем обжег Глашу взглядом искристых янтарных глаз. И ее сердце забилось так часто, что она сразу поняла: это любовь!
Похоже, любителю бубликов она тоже приглянулась: тот не сводил с Гликерии глаз, тепло улыбался и, похоже, был уже готов пригласить ее отведать крендельков вместе. Но тут Глашу нагнал Оливье, и юноша ее мечты поспешно ретировался, а сама она чуть не свернула себе шею, провожая взглядом симпатичного сладкоежку.
– Поздравляю! – пробурчал маркиз. – Ты встретила своего первого магнетика.
– Это был магнетик? – вспыхнула девушка.
– А ты сама не поняла? – насмешливо спросил Оливье. – Или подумала, что встретила свою судьбу?
Не признаваться же зловредному маркизу, что так и было! Поэтому Глаша лишь напустила на себя равнодушный вид и зашагала вперед, пока запыхавшийся спутник не окликнул ее у здания театра. Обитель искусств от остальных домов отличалась только наличием радостно гудящей толпы у входа.
– Ишь, как люди театр любят, – восхитилась Глаша, возвращаясь к маркизу, застывшему перед афишей с изображением прекрасной полногрудой блондинки.
– Нам надо сюда, – объявил Оливье, поворачиваясь к ней, и решительно ткнул пальцем в афишу.
– Ты уверен? – насмешливо поинтересовалась девушка, проследив направление движения. Палец маркиза угодил прямиком в ложбинку глубокого декольте нарисованной блондинки. – Я еще понимаю, что там забыл ты, но мне-то с этого какой интерес? – язвительно уточнила она, и Оливье, обернувшись к афише, вспыхнул и поспешно убрал руку.
– Это наш шанс выйти на главу магнетиков, – пояснил он. – Не можем же мы бродить по городу, опрашивая прохожих? А ведущая актриса театра – одна из сильнейших магнетиков, и она уж наверняка подскажет, где его искать.
– Браво, Шерлок Холмс, – снисходительно обронила Гликерия и подмигнула. – Так и скажи, что тебе охота поглядеть на ее прелести воочию!
– Глаша! – укоризненно воскликнул Оливье. – Да у меня и в мыслях не было!
– Ты уверен? – озабоченно спросила она, окинув оценивающим взглядом плакат. – Тогда с тобой определенно что-то не так.
– Ну как с тобой разговаривать? – посетовал маркиз, мученически возводя голубые глаза к бирюзовому небу.
– А чего со мной разговаривать? Я не имею ни малейшего представления о том, где живет хранитель амулета. Разговаривать надо с ней, – она кивнула на афишу.
Толпа у дверей радостно ухнула и рванула внутрь.
– Тогда пошли на представление, – потянул ее за руку Оливье. – Да быстрей, видишь, сколько желающих.
Желающих и в самом деле было предостаточно. Народ валил в театр с таким энтузиазмом, как будто сегодня вечером там ожидалась раздача слонов или первый в истории королевства Кукуй фестиваль стриптиза. Путники быстро нырнули в очередь, и через несколько минут уже входили в небольшой зал местного театра…
Если бы Глаше пришлось писать отзыв на представление под названием «Муки любви» в своем ЖЖ (который она, как истинная дочь своего времени, разумеется, кропотливо вела), она бы выразила свои впечатления так: «Пьеса – отстой, розовые сопли и полный бред. Аффтар, выпий йаду. А вот актеры – милашки, особенно тот, темненький, который так нежно мне улыбнулся перед тем, как задушить эту блондинистую дуру с афиши!»
После представления публика устроила продолжительные овации, а Оливье умчался в неизвестном направлении, велев спутнице ожидать его на улице.
Вернулся он слегка не в себе, всунул в руки Гликерии клочок бумаги с нацарапанным на нем именем и адресом и целиком ушел в себя, мечтательно улыбаясь себе под нос.
– Оливье! – затормошила его девушка. – Что за дрянь ты пил? Дышал? Нюхал?
– Не смей так говорить о ней! – горячо вскричал он. – Она – ангел, – нежно проворковал маркиз и вновь впал в транс.
– Все понятно, – ухмыльнулась Глаша. – Только почему этого ангела зовут Орландо Сеймур?
– Что? Нет! – с досадой возразил он. – Ее зовут Орнелла Леман, и она самая талантливая актриса на свете… – в полном восхищении выдохнул имя блондинки с афиши маркиз.