Побег к смерти

Я почувствовал страшное облегчение и, может быть, несколько преувеличенную благодарность к своей новой подруге. Она оказалась именно тем, что я и предполагал, — довольно пустенькая балерина, однако отнюдь не испорченная натура. Несмотря на напяленные на нее финтифлюшки, в ней была грубоватая твердость. Она была свежая и аппетитная, как стакан парного молока, выпрошенного путешественником у хозяина молочной фермы.

Выехав на главное шоссе, она помчалась с самоубийственной скоростью вопреки всем правилам, через выжженные солнцем луга к серым, покрытым пылью горам, вершины которых маячили на горизонте. Я терпеливо выслушивал ее щебетанье, пока наконец мы не подъехали к огромной мрачной церкви, возвышавшейся на холме. Впереди нее, поддерживаемая высокой каменной колонной, красовалась громадная корона.

— Ах, Корона Чудотворной Девы, — воскликнула Вера. — Мы уже приехали. Быстро я гнала? Нет? Я хорошо вожу машину? Да?

— Как jet propulsion plane.

— Что такое jet propulsion?

— Быстро, — ответил я.

Хотя я никогда не бывал в Лос Ремедиос, я много слышал о нем. Там одна из наиболее почитаемых в Мексике гробниц. Вера поставила машину около неизбежного в таких местах базара, и мы вышли на большую церковную площадь. Индейцы непрерывным потоком входили в колоссальным собор. Несшиеся из собора пискливые звуки органа не могли заглушить рев патефонов-автоматов на базаре.

Мы вошли в высокую, погруженную в полумрак церковь с целой грудой цветов у алтаря. Службы не было, но церковь была переполнена. Все скамьи были заняты. Группы коленопреклоненных мужчин, женщин и детей или забылись в молитвах, или таращили широко открытые глаза на образа богато разряженных святых, перед которыми ярко пылали свечи.

Вера Гарсиа прошептала:

— Гробница сзади.

Мы прошли по проходу и затем через дверь с аркой вошли в заднюю комнату. Она была полна одетых в яркие одежды индейцев-паломников из всех штатов республики. Они толпились, ожидая своей очереди, у подножия каменной лестницы, ведущей к гробнице, в которой лежала маленькая чудотворная фигурка Богородицы. Говорят, эту фигурку привез из Испании Кортес, а ее последующая история, пышно разукрашенная легендами, создала ей репутацию могущественной исцелительницы.

На стенах — сотни наивных рисунков, присланных в знак благодарности от получивших исцеление паломников. На картинках были изображены различные несчастные случаи и болезни, от которых Богородица милостиво спасла их, — кровавые автомобильные катастрофы, больные, с позеленевшими лицами беби в колыбелях, изможденные калеки на костылях.

— Я пойду попросить за моего старичка, — прошептала мне Вера. Она улыбнулась ослепительной, чисто мирской улыбкой и поспешила занять место в очереди жаждущих милостей Богородицы паломников.

Сзади меня была открытая дверь на железный балкон, выходящий на залитое солнцем патио. Я знал, что там находится заброшенный францисканский монастырь, соединенный с собором узкой галереей. Предоставив Веру ее заботам о покойном старичке, я вышел на балкон. Он вел в монастырь. На балконе никого не было. Приятно было очутиться в таком величественном уединенном месте. Я медленно шел по узкой галерее, делавшей два поворота. С обеих сторон галереи расположены узкие кельеобразные комнаты. Я подошел к двери, украшенной в мавританском стиле гвоздями с крупными шляпками. Она была полуоткрыта. Я вошел туда и очутился в огромной кладовой, набитой различной церковной утварью, которая или просто была выброшена, или лежала в ожидании ремонта: старые исповедальни, скамьи, потемневшие мрачные полотна и разбитые гипсовые статуи святых — все было свалено в кучу и покрылось толстым слоем пыли. Сквозь забранное решеткой окно, находящееся у самого потолка, вливался солнечный свет. Лениво жужжала одинокая муха.

Я остановился, чтобы получше рассмотреть трехфутовую гипсовую фигурку монаха. Она стояла на старом трапезном столе около самой двери. Я не знал, кого должна была изображать эта статуя. Но у нее были настоящие волосы и настоящая сутана из грубой коричневой материи. Одна рука была отломана — может быть, революционными солдатами, а может быть, из-за неосторожности служительницы, стиравшей с нее пыль. Другая рука была вытянута ко мне, как бы для благословления.

Я нагнулся, чтобы получше рассмотреть эту руку. И вдруг почувствовал легкий шорох сзади меня. Я повернулся. В этот момент в ярком солнечном свете блеснул металл. И прежде чем я успел выпрямиться, почувствовал мощный удар в висок. Я пошатнулся, но пока еще не потерял способность видеть. На какую-то долю секунды с необычайной отчетливостью увидел фигурку мальчика в хлопчатобумажном комбинезоне, юного, очаровательного, как цветок. Его глаза, наблюдавшие за мной, по-прежнему не выражали никаких эмоций, как глаза гипсовой статуи.

Он держал револьвер за дуло. Под мышкой был какой-то предмет. Что это?

Мешок? Холщовый мешок?