Побег к смерти

Я прилетел в Юкатан неделю назад, потому что мне показалось глупым уехать из Мексики, не взглянув на самые знаменитые в мире развалины. В Мериде я взял напрокат машину, убедился на собственном опыте, как мало в этой стране мест, связанных с центром доступными дорогами, и получил сильнейший ожог от тропического солнца и раскаленных песков в Прогрессо. Несколько последних дней я провел здесь и уже привык к дружественной компании юкатанских индейцев. Модная высокомерность сидящей рядом со мной девушки мне очень не понравилась. Если у меня и были какие-нибудь желания, то только одно: лучше бы она не попадалась на моем пути.

Она отшвырнула сигарету и смотрела на проплывающие мимо нас обработанные поля агавы, правильные, геометрические линии плантаций этих растений, распластавшихся, подобно гигантским артишокам, на красной земле. Вдруг совершенно неожиданно она сказала:

— Я Дебора Бранд.

— А мое имя Питер Дьюлет.

Она никак не прореагировала на мое имя, что меня страшно обрадовало. Значит, она не одна из тех будущих актрис, которые знают номера телефонов всех известных продюсеров лучше, чем английский алфавит.

Я спросил:

— Из Штатов на каникулы?

— Я только что прилетела из Бальбоа. Я опоздала на самолет в Мехико-сити. Вот почему и поехала на развалины. Надо же как-то убить время.

Она была слишком молода, чтобы проявлять такую пресыщенность в отношении времени. Я с любопытством взглянул на нее.

— Американка?

— Вроде этого. А вы?

— Да.

— О!

Она порылась в красной сумочке и достала еще одну сигарету. Ее абсолютное невнимание ко мне задело мое самолюбие. Я начал злиться.

— Я работаю в театре. Ставлю пьесы.

Она взглянула на меня, опустив руку с еще не зажженной сигаретой.

— О! — опять произнесла она.

Она закурила. Черный мексиканский гриф-стервятник неохотно оторвался от трупа собаки, лежавшего впереди нас по дороге.

— Живете в Центральной Америке? — спросил я.

— Нет. В Перу, в данный момент. Мы вечно переезжаем. Отец выкапывает разные веши.

— Археолог?

— Так они себя называют. Он и в этих краях много копался.

— В Чичен?

— Да.

— Значит, вам знакомы эти места?

— В те дни я с матерью жила в Канзас-сити и грызла резиновую соску.

— Такая молодая и путешествуете в одиночестве.

— Я не молодая.

— Сколько же вам лет?

— Двадцать.

Я засмеялся.

— Смешно?

— Пожалуй, не очень. Но ваши слова заставляют меня, тридцатисемилетнего, почувствовать себя дряхлым стариком. Только и всего.

— Разве вы такой старый?

Она вполне серьезно стала внимательно рассматривать меня.

— Вы хорошо сохранились.

Комбинация из наивности и явного позирования была совершенно очевидной. Я вдруг почувствовал к ней интерес. Нечто новое, свежее. Мне очень хотелось спросить ее, почему двадцатилетняя девушка прилетела из Бальбоа в Мехико-сити одна? Но, пожалуй, этот вопрос был бы слишком нескромным. Вместо этого я спросил:

— Вы родились в Штатах?

— Да. Моя мать была американка. Она умерла.

— А отец?

— Финн. Забавная национальность, но ничего не поделаешь.

— Вы говорите по-фински?

— Конечно.

— И по-испански?

— Именно по-испански я большей частью и разговариваю в последнее время.

— Вы очень талантливы. Не правда ли?

Она стряхнула пепел прямо на пол машины.

— А вы очень любопытны. Не правда ли?

— Извините. Это просто интерес вежливости.

Она наблюдала за стайкой желтых бабочек, кружившихся над дорогой впереди машины.

— О! — снова произнесла она.

Некоторое время она не обращала на меня внимания. Потом бросила косой взгляд на расстегнутую на груди рубашку.

— А вы здорово сожглись. — Да.

— Надо чем-нибудь помазать.

— Я забыл купить чего-нибудь.

С совершенно неожиданно появившейся у нее материнской заботой она сказала:

— У меня есть кое-что. Я вам дам, когда мы приедем, — и снова погрузилась в молчание.

Мы уже далеко отъехали от города. В Юкатане нет рек. Вода залегает глубоко под почвой и только изредка показывается на поверхности в причудливых кратерообразных прудах, окаймленных разрушающимся известняком. Навстречу нам попадались ветряные мельницы. Их крутящиеся лопасти сверкали в лучах заходящего солнца. Вдоль пустынной дороги тащился мальчик с огромной вязанкой дров, вдвое превышавшей его самого.

Сзади нас раздался сигнал машины. С поспешностью, которая даже немного испугала меня, Дебора Бранд повернулась и посмотрела в заднее стекло. Потом снова спокойно уселась. Набитый пассажирами автобус с грохотом обогнал нас.

— Автобус, — сказал я. — Рады, что вы не в нем?

— Да, — затем добавила более вежливо: — Благодарю вас.

Мы подъехали к деревне. Очаровательные майанские коттеджи, подобные продолговатым коробкам из-под ботинок, накрытые тростниковыми крышами, дремали в тихих патио, в которых тенистые тропические деревья роняли желтые и розовато-лиловые цветы на разгуливавших под ними кур и индеек. В центре деревни около магазина стояла бензиновая колонка.

— Пожалуй, мне следует заправиться. У меня меньше четверти бака.