Побег (ЛП)

— Нет, — отозвалась она, не зная, на что именно ответила: на его прикосновение, на его слова или на свои собственные сомнения. «Ты боишься?» — спросил он, но она боялась так долго, что это звучало почти так же, как если бы он спросил, помнит ли она, как дышать. Боялась и нет; она словно находилась в ящике Шредингера, существуя в двух состояниях.

— Нет, — повторил он. — И все же, ты так не хочешь смотреть мне в глаза.

Снова наступило молчание, тягучее, как сироп.

В таком молчании люди могут утонуть.

— Тебе ведь больно уступать мне, Валериэн? — Он снова поцеловал ее шею, нежно покусывая. Она застонала. — Вот почему я люблю, когда ты наконец делаешь это. Подчинение так естественно для тебя. Ты пытаешься изобразить это как неповиновение, но я вижу, что это на самом деле. Желание покориться.

Темнота затуманила ее рот. А может, это просто смертельный эффект присутствия Гэвина на ее мораль. Вэл прижалась к нему спиной, под флисом было так тепло. Он мог облечь свою жестокость в лайковые перчатки, и она растаяла бы от этого прикосновения. Она и сейчас таяла. Ласки опасности могли казаться приятно соблазнительными, вплоть до того момента, когда они обхватывали ее горло и сжимали.

— Так скажи мне. — Зубы задели мочку уха. — Почему у тебя колотится сердце?

— Пожалуйста, — сказала Вэл. — Я так устала.

«Я устала бежать.

Я устала бороться».

— Ты знаешь, чем это закончится.

Вэл знала. Он обозначил варианты четко; ей предстояло самой выковать клетку, в которой она теперь окажется запертой. Ты не можешь сохранить все фигуры, сказал он ей однажды.

Она не могла спасти даже себя.

Она часто размышляла, будут ли родители по-прежнему любить ее, если узнают о темной стороне ее сердца. Как бы мама ни осуждала Гэвина за любовь, каждое резкое слово отсекало кусочки души Вэл, потому что ей казалось, что мама осуждает и ее.

Потому что, хотя Гэвин безусловно опасен, она чувствовала, что может быть в безопасности, находясь в его объятиях. Это было то, что он предлагал: иллюзия. Соблазнительная, но все же иллюзия. И он оставался единственным, кто знал ее такой, какая она есть на самом деле, и все равно ее желал.

«Я люблю его», — подумала она, и слезы хлынули из ее глаз. Эти слова были шипами, зарытыми так глубоко в ее сердце, что раны, которые они оставили, превратились в гнойные язвы, покрытые слоями желчной гнили. Каждый удар ее сердца приносил болезненную пульсацию правды, которую долгие годы она отчаянно пыталась игнорировать. О боже.

Он все еще прикасался к ней, гладил, разжигая ее тело. Вэл повернулась к нему, одеяло соскользнуло с ее плеч на колени, и его глаза опустились, чтобы проследить за этим движением, а затем Гэвин снова посмотрел ей в лицо. Огонь в этом взгляде заставил ее тяжело сглотнуть.

— Так, так, — тихо сказал он, и слова словно колючки впились в нее. — В чем дело, Вэл?

— Я-я хочу тебя, — проговорила она, отводя взгляд.

— Посмотри на меня.

Требование прозвучало сурово, и, когда она посмотрела на него, его глаза смотрели так же. Гэвин поднялся на колени, с плавностью пантеры скрытой в тени.

— Скажи это еще раз.

— Я хочу тебя, — прошептала она.

Она не поняла, кто первый начал, она или он, но в следующее мгновение его рот оказался над ее ртом, и Вэл почувствовала, как он упирается ей в живот, твердый под джинсами. Гэвин перевернулся, частично зажав ее под собой, запах земли поднялся, когда они потревожили верхний слой почвы, и он поцеловал ее с такой разрушительной силой, которая топит целые корабли.

Вэл ухватилась за его широкие плечи, чувствуя, что тонет.

Чувствовала, что хочет утонуть.

— М-м-м… — Его рот пламенел на ее коже. — Такая нетерпеливая.

Она позволила своим ногтям впиться в безупречный участок бледной кожи, и он убрал ее руки с плеч, прижав их к бокам. Его тело было длинным и худым, широкая грудь покрыта легким пушком. В ее душе что-то перевернулось, когда он посмотрел на нее с диким голодом, его лицо в угасающем свете исказилось. Он надавил на ее запястья.

— Не двигайся.

Не в силах говорить, Вэл покачала головой.

Откинувшись назад, он стянул с себя джинсы. Его член выскользнул на свободу, испещренный голубыми венами. Головка окрасилась в насыщенный розовый цвет и блестела на кончике. Она почувствовала, как он коснулся ее живота, когда Гэвин толкнул ее назад, переползая через нее и накрывая их одеялом, как саваном. Ее сердце пульсировало, как открытая рана.

Тело Вэл, казалось, было утыкано булавками и иголками, всплески разрядов, похожие на статическое электричество, возникали там, где его кожа прижималась и скользила по ее коже. Его член терся о ее щель. Она неуклюже раздвинула ноги, забыв о его приказе. Он тихонько зарычал на нее.

— Не двигайся.

Гэвин прижимался к ее отверстию, ее кожа только начинала растягиваться для него. Но он приостановился, еще не ворвавшись в нее.

— На этот раз, — сказал он с заминкой в голосе, когда его дыхание наконец изменилось, — ты не сбежишь, Вэл.

— Я знаю. — Вэл отвела глаза. — Я сделаю все, что ты скажешь.