«Даже Лука, — подумала Вэл, глядя на него. — Разве она не должна была ему нравиться?»
— Я сделаю это, — проговорила Селеста, когда никто больше не вызвался, и в ее янтарных глазах появился легкий блеск, который не соответствовал ее неземному легкомыслию. — Я позвоню ей прямо сейчас.
Вэл уставилась на ковер; хаотичный узор, казалось, вот-вот поглотит ее.
Леона, одетая в длинное платье, пропахшее дымом травки, опустилась перед Вэл на ковер и похлопала по наименее окровавленной из ее рук.
— Полагаю, — сказала она, — это делает нас сестрами.
Вэл уставилась на нее, и узор задвигался, моргая в глазах.
— Обретенная сестра, — сказал Дориан, — за потерянную сестру.
«О боже, — подумала Вэл. — Что происходит?»
И тут сильные руки обхватили ее за талию и подняли на ноги, когда комната опасно закружилась, и ее понесли вверх по лестнице, мимо портретов светловолосых детей и изъеденных молью портьер, в комнату, которая была уже слишком знакома.
Гэвин отнес ее в ванную и оставил там, не сказав ни слова, а Вэл сбросила одежду, как змея сбрасывает кожу, и заползла в старинный душ. Она включила воду настолько горячую, насколько могла выдержать, пока вода и ее слезы не стали неразличимы, а красная вода, стекающая с ее кожи, не стала прозрачной.
Когда Гэвин снова вошел в ванную, он был голый, измазанный кровью и грязью, как и она сама раньше. Он проскользнул в кабинку позади нее и смыл с себя все самое плохое, используя мыло — мыло, которое пахло им, а теперь и ею — прежде чем повернуться к Вэл, прижавшейся к кафелю.
— Привет, мой маленький зефирантес.
— Я…
— Помолчи. — Он прижал ее к стене, и вода из лейки хлынула ей в рот, когда он вошел в нее сзади. «Как животное», — подумала Вэл, вздрогнув. С тихим звуком, противоречащим его словам и действиям, он закрыл ей рот рукой, увлекая под горячую струю, и шепотом попросил не кричать.
Она думала, что это все, но тут он грубо развернул ее и встал на колени между ее ног, раздвинув ее бедра так широко, что Вэл чуть не упала. Гэвин посмотрел на нее, вода блестела на его мокрых ресницах и стекала по мускулистой спине, а затем он пригнул голову и впился в нее, пока не осталось ничего, кроме темноты.
Вэл не поняла, что потеряла сознание, но, когда она открыла глаза, воздух был прохладным, а она лежала на его простынях, как жертвенный агнец.
Она вцепилась в переднюю часть халата, который не помнила, как надела.
«Я все еще чувствую запах крови», — подумала она.
Гэвин лежал, вытянувшись рядом с ней. Возле него лежала книга, но он не читал ее.
— Знаешь, — сказал он, как будто они разговаривали, — ацтеки приносили кровь в жертву своему богу солнца. Они рассматривали жизнь и смерть как две стороны одной медали: та же сущность, которая принесла им жизнь, могла быть жестокой и быстро карать, когда они не почитали ее в избранном ей воплощении.
Вэл моргнул, сначала услышав только слова «кровь» и «кара».
Медленно, механически, она повернулась, чтобы посмотреть на него.
— Ты считаешь себя богом?
Он рассмеялся, его грудь беззвучно вздымалась.
— Нет. — Он откинул ее влажные волосы с лица. — Я просто хотел сказать, что жизнь может быть жестокой, и дневной свет не всегда безопасная гавань от ужасов, которые мы относим к ночи; жестокость и ужас неизбежны, и естественны, и даже прекрасны, в своей собственной манере.
«Ты собираешься причинить мне боль, Гэвин?»
— Я обещаю тебе. — Он потрепал прядь ее волос. — Ты никогда ни в чем не будешь нуждаться, пока у меня есть твой страх и преданность. По какой-то причине я не склонен причинять тебе вред. Возможно, это новизна быть любимым.
Он обнял ее за талию, когда она отвернулась.
— Я всегда любил с тобой играть.
***
Вэл разорвала договор аренды с Мередит и Джеки.
Она хорошо знала их расписание и планировала прийти за своими вещами в то время, когда их обеих не должно быть дома. Но Мередит, у которой имелась способность появляться тогда, когда ее меньше всего ожидают, стояла у стойки и молола кофе, когда Вэл вошла в квартиру с охапкой рогожных мешков.
— Кто? — начала Мередит голосом, в котором звучала злобная паника, а затем на секунду замолчала. — Банни?
«Банни, — подумала Вэл, которая так давно перестала быть Банни, что поначалу не смогла уловить связь. — Это я. Я — Банни».
— Где тебя черти носили? — спросила она наконец. — И что случилось с твоими волосами?
Вэл дотронулась до своих волос, защищаясь. Волосы вернулись к своему естественному рыжему цвету и были уложены на голове, где они безумно завивались. Она скрепила их ободком.
— Боже мой, — сказал парикмахер. — Вы похожи на молодую Мию Фэрроу. Зачем вы вообще красили такие красивые волосы?
Вэл сказала Мередит то же самое, что и стилисту.
— Я захотела перемен, — устало повторила она.
Мередит все еще недоверчиво смотрела на нее. Банни была темной молью, одетая в одежду неприметных цветов с клеймом, которое говорило: не смотри на меня и держись подальше. На Вэл были узкие джинсы и свитер мышьяково-зеленого цвета, обнажавший ключицы. «Бабочка, — думала Вэл, — привыкшая к вкусу цианида».
— Банни, — проговорила Мередит. — Ты так изменилась.
«Я знаю».