Побег на Альфу Центавра (сборник)

Теперь следовало заняться поэтом. К этому времени Уилсон и Бирн, скомандовав жильцам покинуть здание, обнаружили... ключ, вставленный в замочную скважину, и открыли входную дверь. Уилсон, как две капли крови похожий на Мухаммеда Али в лучшие годы, схватил Нордвестера под мышки, оставив своим коллегам лишь по ноге. Немного потоптавшись у выхода из квартиры, полицейские вынесли бездыханное тело поэта на улицу, где уже парковалась карета «Скорой помощи».

Джим Хопкинс надышался газом, чертыхался и проклинал Нордвестера. Бирн нудно допрашивал жильцов, не остался ли в квартире еще кто, но соседи уверяли, что Нордвестер жил один.

Все же Бирн решил проверить и с согласия лейтенанта поднялся в квартиру поэта. Через пару минут он вернулся ни с чем и присел на корточки, чтобы прийти в себя. Он склонил голову к земле, словно обнаружил след, оставленный убийцей.

Пасшийся поблизости и бивший копытом об землю конь, завидев действия Бирна, от удивления разинул пасть, прекратил бить землю копытом и, привстав на задние ноги, замер памятником самому себе.

Из дверей расположенного футах в шестидесяти от места происшествия японского ресторанчика вышла тоненькая девушка с подносом и, мелкими шажками приблизившись к полицейским, бесцеремонно угостила их зеленым чаем.

Уилсон читал собравшейся толпе лекцию о приемах взлома дверей. Жильцы, несмотря на собачий холод, внимательно слушали лектора и обещали в следующий раз высадить дверь по всем правилам искусства.

Хопкинс решил отложить осмотр места происшествия минут на двадцать, пока газ не выветрится из квартиры.

Ребятам из «Скорой» надоело колдовать над телом Нордвестера, упорно не желавшего дышать, и они, как эстафетную палочку, передали его в умелые руки судебного эксперта.

Наконец подъехали газовщики, размотали длинные змееподобные шланги, врубили компрессор и, оглушая всю округу, принялись продувать помещения первого этажа и подвал. В квартиру Нордвестера лейтенант их не пустил.

Бирн пришел в себя и достал сигарету, но, поймав взгляд командира, быстро спрятал ее в карман. Хопкинс подождал, пока Уилсон допьет остывший чай, кивнул ему и Бирну и отправился в дом.

Осмотр места происшествия не занял много времени. Около кресла, в котором расстался с жизнью поэт, на старом, изъеденном молью, ковре лежал на боку граненый стакан, а возле него слегка подмоченный джином лист обычной писчей бумаги с двумя поперечными сгибами. Хопкинс аккуратно поднял его и прочитал отпечатанные на принтере три строчки. Он вспомнил свой первый визит к Джеку Блэку...

Спальня поэта выглядела скромной, как девушка. Двуспальная кровать темного дерева хорошо рифмовалась с трюмо и платяным шкафом. Порядку, царящему здесь, могла позавидовать любая дама. В ее оправдание следует сказать, что на трюмо поэта не было толпы разноцветных баночек, скляночек и тюбиков с красивыми именами.

Скромным казался и кабинет Нордвестера. Дешевый письменный стол у окна, продавленный диван без подушек у стены и примыкающий к нему торцом книжный шкаф, а точнее просто шкаф, приспособленный для хранения книг. В центре стола расположился тонкий экран, соединенный черным проводом со стоящим под столом корпусом компьютера с чемоданной ручкой сверху. Справа от экрана на небольшом деревянном помосте, как на троне, восседал пузатый принтер. Клавиатура пряталась на выдвижной полке под столешницей. На левой части стола громоздилась пирамида книг, на вершине которой красовался Новый Оксфордский словарь английского языка, а у подножия пирамиды сиротливо белел еще неиспользованный длинный почтовый конверт, придавленный блюдцем с крошками бисквита. Аккуратность поэта не распространялась на кабинет.

В правом углу стола стояла сошедшая с фламандского натюрморта большая фарфоровая тарелка для фруктов, но традиционные яблоки и виноград заменяли шариковые ручки, заточенные цветные карандаши, ластики, скрепки и прочяя канцелярская снедь.

Хопкинс напряг нейроны – он обладал фотографической памятью. Снимок кабинета поэта занял достойное место в его базе данных. Чтобы не терять время, лейтенант позвонил в компьютерный отдел: ему хотелось убедиться, что хокку отпечатано на принтере Нордвестера.

Уилсон и Бирн усердно, но столь же безуспешно, ползали по гостиной и кухне в поисках каких-либо следов и улик.

– Ничего, – коротко доложил Уилсон, когда лейтенант вернулся в гостиную.

Хопкинс убедился, что окна в кабинете, спальне, ванной и даже в туалете заперты изнутри и велел своим парням сматывать удочки.

– Шеф будет недоволен, – ни к кому конкретно не обращаясь, проворчал Хопкинс, спускаясь по лестнице.

Уилсон и Бирн дружно кивнули. Они редко соглашались друг с другом, но почти всегда – с Хопкинсом.

– Он еще не смирился с самоубийством Джека Блэка, – подал голос Бирн.

– Не будь я Патрик Уилсон, если и это не самоубийство, лейтенант.

– Кстати, Уилсон, останешься здесь, пока не опечатают квартиру.

* * *