Побег на войну

– Якова надо срочно переправить в Москву. – Анна подошла ближе, уселась на подоконник. Подол юбки слегка задрался, обнажил приятные взору коленки. – Не дай бог погибнет – с тебя спросят.

– Это не от нас зависит. – Я вздохнул, присел рядом. Окно было мутное, давно не мытое. Как еще уцелело во время боя? – Пришлют самолет – отправим. Как ты себя чувствуешь?

Анна потрогала перебинтованную голову.

– Тошнота прошла, рана заживает.

– Сделай радиосводку по Москве. – Я положил руку на коленку девушке, облизнул губы. – Немцы врут, что взяли столицу. Надо расклеить по городу опровержения. Мы уйдем, а люди останутся с надеждой.

Что любопытно, Аня руку не убрала, потянулась, обозначив в гимнастерке крепкую грудь.

– Выглядишь усталым! – Ее пальчики пробежались по моему лицу. – Вот новая морщинка… и еще здесь.

– Седых волос не появилось? – усмехнулся я, двигая ладонью вверх по ноге.

– Петя! – Аня сбросила мою руку, поправила подол. – У тебя жена!

И с этим не поспоришь. И хочется, и колется, и совесть не велит.

– Вон, иди к Параске. Смотрит на тебя коровьими глазами! Как же… Герой Киева, самого Гиммлера ухайдокал!

– И это растрепали?! – Я рассердился. – Какие же вы, женщины, трещотки!

– Я тут ни при чем! Ильяз твой и растрепал, – обиделась Анна. – Когда подкатывал к лесничихе.

Вот же… Я выругался про себя, спрыгнул с подоконника.

– Заканчивайте трепологию в отряде! Пришлют из Москвы особиста – наплачемся.

* * *

Наши выловили по городу двенадцать полицаев. Некоторые были настолько глупы, что просто сидели дома и жрали самогон. Те, что поумнее, пошли заниматься тем же самым к родителям. И только одного, самого шустрого, выловили у любовницы. Трезвого, как ни странно. Перегнул я, конечно: пьяными были примерно две трети. Теперь в разной степени обутости и одетости они стояли нестройной шеренгой на площади.

Не хотелось мне заниматься карательными операциями, а приходится. Получается вроде как с нами тогда в Киеве, но наоборот. И сильно наоборот, потому что там невинных вешают, а тут предателей на перегной пускают. Так что нечего их жалеть.

– Ну что, граждане полицаи, возражений нет? – заявил я вместо речи прокурора, адвоката, да и судьи заодно. – Все вы служили врагам нашей Родины, а потому, согласно законам военного времени, будете повешены. Пять минут на прощание с жизнью. – И я махнул рукой: мол, начинайте, не тяните.

Ожидаемо начался гвалт и вопли со стороны подтянувшейся родни. Как же так, сыночка при власти был, какую-никакую копеечку в дом тянул, а тут такое. Да простить и отпустить, разве ж можно за такую малость? Ну расстреляли кого-то, ерунда же, люди добрые, с кем не бывает?! Полицаи большей частью молчали, опустив головы. Четверо повалились на колени и молились. Один упал в обморок. А двое решили ломануться на рывок, но далеко не убежали. Их повалили, первыми потащили к виселице.

Ко мне как-то просочился раввин Соловейчик. Представитель общественности, значит. Подошел и тихонечко мне на ушко поведал, что всех не надо. Некоторые были нормальными ребятами, по крайней мере трое из молившихся спасли от казни нескольких евреев и активистов, предупредив тех, чтобы становились на лыжи. И что ты сделаешь? Надо восстанавливать справедливость.

– Терещенко! Король! Гнатюк! Ко мне!

Не веря своим ушам, троица вразнобой поднялась на ноги и один за другим подошла к нам.

– Эти трое? – уточнил я у Соловейчика.

– Конечно, – закивал раввин. – Если надо, есть свидетели…

– Обойдемся, – отмахнулся я. – Товарищ майор, – повернулся я к Базанову, – мобилизовать на испытательный срок. Нечего им тут делать, если людям помогали.

Сверху послышался гул. Этот звук трудно перепутать. Немецкий разведчик покружил над городом и не спеша удалился на восток.

– Не нравится мне это, – сказал Иван Федорович, провожая самолет взглядом. – Как бы к нам гости не пожаловали вскорости.

И ведь не ошибся. Первые бомберы прилетели всего через пару часов. За это время мы кое-что успели сделать: рассредоточили людей и попрятали в укрытия. Но это так, полумеры, конечно. Это нам немцы доказали. И не раз. Такое впечатление сложилось, что они решили весь городок с землей сровнять. Бомбили от всей души, щедро. За первой волной сразу же последовала вторая, а там и третья подоспела. Голова гудела от разрывов, на зубах скрипел песок, нос, извините за подробности, и вовсе какой-то дрянью забит. И это несмотря на то, что лицо замотано. Ну и не видно ничего, это уж само собой.

Как затихло, начали вылезать наружу. Да уж, вряд ли кто из местных жителей узнает свой город. Все в крошку, перерыто воронками, дым от пожаров со всех сторон. Воняет гарью, еще чем-то малоприятным.