– Анализ – абстракция – синтез – обобщение. Это наш научный мир, основанный Аристотелем. Благодаря ему мы развиты рационально, умеем анализировать события, обобщать причины, проводить синтез и предлагать решения. Этого не всегда достаточно для раскрытия сути – иногда это даже усложняет вещи или сбивает нас с пути.
– Не понимаю, ваша начитанность иногда мне мешает, – заметил Ричард.
– А это случайно не из-за лености вашей мысли? Хороший психиатр справляется с анализом, использует свой жизненный опыт и приходит к заключению, чем мы страдаем. Он пропишет лекарства и даст возможность людям выжить, но не вылечиться. Техническо-экспертный метод не всегда достаточен для раскрытия сущности болезни, а пока мы ее не поймем, мы не сможем окончательно выздороветь. Только исключительный психолог, который допускает и нечто ненаучное, погружается в сказочные мифы и легенды, подключается к мудрости вселенной, способен во взаимодействии с пациентом раскрыть субстанцию его мучений. Путь к выздоровлению может вести и сквозь несколько жизней. Стигмат передается из поколения в поколение, если мы не разберемся с этим в себе, это ждет наших потомков. Наш мир не хочет этот признать. Это вне «Аристотелевского» восприятия мира. Понимаете меня?
– Если я должен раскрыть тайну отталкивающих камушков, мне нужно стать сумасшедшим, – ответил Ричард провоцируя.
Виктория засмеялась своим высоким голосом.
– Хороший доктор хочет разобраться с проблемой, а исключительный отличается одержимостью, жаждой раскрыть сущность. Если вы хотите раскрыть тайну камушков, ваша одержимость найти и понять должна быть сильнее, чем смесь эротической страсти, убивающей ярости и творческой одержимости. Она должна быть настолько сильной, что увлечет вас в безостановочный водоворот мыслей и действий. Ваше мужество и жажда становятся сильнее с каждой минутой, вы перестаете бояться и оценивать мир критерием «черно-белое». Надежда, что вы сможете, растет, вы уверены в себе, ваша уверенность растет, вы достигаете состояния транса, вам открываются знания вселенной, вы преодолеваете свою физическую сущность и чувствуете, что существует что-то большее, чем всего лишь ВЫ.
– Вы это пережили! – удивленно выкрикнул Ричард. – Я докажу!
– Смотри-ка, немного эмоциональной пропаганды, и вами можно манипулировать. Я молодец! – похвалила себя Виктория.
– Немного стерва, вам не кажется? – саркастично заметил Ричард.
– Это были не мои идеи, а Аммония4. Кто поверит, что спустя две тысячи лет исполнится судьба или найдется люк, через который мы отсюда выберемся?
– Откуда вы это знаете?
– Представляю себе его?
– Я сдаюсь!
Виктория принялась ощупывать потолок.
– Где-то должна быть крышка.
Ричард присоединился к ней, и не прошло и получаса, как он наткнулся на нечто круглое.
– Все сгнило, здесь должна была протекать вода.
Вдвоем они отодрали распадающееся дерево, внутрь потекла струя песка. Спустя какое-то время разгребания интенсивность струи уменьшилась, открылась щель, внутрь проникли луч утреннего света и запах мокрой соломы. Они просунулись сквозь зазор наружу. Запыленные и грязные от рытья, они уселись и огляделись в пустыне.
– Иродион находится за этим холмом, – махнула Виктория по направлению на запад.
– Кто те люди, которые нас преследовали?
– Они следят за мной годами, чего-то ждут, думаю, это уже скоро настанет. Иногда меня охватывает тоска, в другой раз я им смеюсь. Они не должны понять, что мы задумали.
– Даже я этого не знаю, но это, наверное, и хорошо, – сказал скорее для себя Ричард.
Виктория посмотрела на него с презрением, взглянула на восходящее солнце и поднялась.
– Пойдемте, завтра нас ждет новая дорога. – Она энергично пнула остатки люка, которые развалились на мелкие кусочки и разлетелись.
– Неплохо, – похвалил ее Ричард.
– Хвалите тяжелую ночь или мой блестящий удар? Сегодня люди ограничивают отношение одного к другому лишь рациональным обменом и не могут «прожевать» друг друга эмоционально. Мы пережили многое вместе, а вы сказали лишь «неплохо». Ваша душа, возможно, пробуждается, но она по-прежнему не может оттолкнуться от земли. Женский мир иной, не такой как ваш.
– Почему я должен его понимать? У меня с ним плохой опыт. Когда-то, пятилетним мальчиком, я нарисовал маму, чтобы ее порадовать, она взглянула на рисунок и, как и полагается взрослому человеку, сначала похвалила меня.