Побег от посредственности

– Ничего не говори, – сказала я и взяла его за руку спустя продолжительное время. Мое лицо неудержимо напряглось, по всему телу раздавались долгие тяжелые звуки, и мои мысли разбежались. До этого момента жизнь была черной дырой, я что-то отдавала, а мне ничего не возвращалось. Успех? Что это? Успех – это мало, он не сделает меня счастливой. Я хотела любви, а вместо этого мне доставались удары. Но что это такое – настоящая жизнь? Это лишь настоящие чувства? Ведь были моменты, когда я чувствовала внутри что-то большое, что было выше меня. Хриплый слабый кашель вернул меня к действительности.

– Я должен тебе кое-что сказать, пока не умер. Я пожертвовал тобой. Твоя мать всю жизнь хотела быть известной пианисткой, но мы оба знаем, что ее игра чудовищна. Я хотел, чтобы ты ей это возместила, я играл в строгого отца, который будет для тебя главной инстанцией, но, к сожалению, ничего не вышло. Сначала моя строгость была наигранной, но она быстро приросла к коже, я утешал себя тем, что чем злее и противнее буду, тем больше будет расти твоя любовь к музыке и жажда однажды услышать от меня похвалу. Наташа, ты играешь так, что у меня перехватывает дыхание, у тебя феноменальный талант и воля, но теперь ты уже ничего не должна доказывать, я люблю тебя и буду любить, даже если ты вообще ничего не добьешься, если не будешь играть, что бы ты ни сделала, я буду тебя любить. Играй, чтобы дарить радость себе и людям. Забудь про совершенство, твой отец желает тебе, чтобы ты нашла настоящее собственное желание и шла к нему. – У него затряслась рука, и пальцы начали танцевать. Мой отец, должно быть, играл на пианино! Это невероятно, но его пальцы летали туда-сюда, и я почувствовала самую любимую мелодию. Я положила голову ему на руку. Это так тяжело, понять отношения отца и дочери, это так тяжело для него настоящие отношения, это так тяжело любить и не переступать черту… Отец перестал играть.

– Господи, прости мне мою надменность быть богом в отношении моей дочери, теперь я могу спокойно умереть, потому что единственное, что мне сохраняло жизнь, было надеждой, что я избавлюсь от своего проклятия, твоей зависимости от милосердия отца.

Я приходила к нему каждый день и рассказывала о себе, ничего другого он слышать не хотел. Единственная вещь, которую и сейчас помню из того, что он говорил: «В тот момент, когда я схватил тебя за плечи, нет, подожди, выслушай, не отказывайся. Помни, что в черном может оказаться и белое. Ты играла так прекрасно, что мной полностью одолели эмоции, я не владел собой – мне стыдно за свою ошибку, но, в то же время, это было самое глубокое впечатление в жизни».