Изабель шла на поправку медленно. Она бредила, просыпаясь среди ночи в поту, стонала и звала отца. Словно его присутствие могло как-то облегчить её боль. Я успокаивала сестру, смачивая тряпку в холодной воде, прикладывала ко лбу. Самыми страшными были ночи. Именно с наступлением сумерек сестре становилось хуже. Если днём она приходила нена-долго в себя, то ночью, мечась по кровати, чуть не горела от лихорадки.
А ещё малыш заходился плачем в соседней комнате. Рабыня — кормилица не могла успокоить маленького Эдмунда (новорождённого крестили на следующий день в семейной часовне). Мне приходилось бежать и к племяннику. Взяв его на руки, я пела колыбельную. Когда Эдмунд засыпал, отдавала его обратно рабыне и бежала к сестре.
За несколько дней я превратилась в исхудавшую осунувшуюся старуху.
Синяки под глазами от недосыпания, украшали некогда моё цветущее здоровьем лицо. От недостатка солнца и свежего воздуха моя кожа побледнела. От этого я стала ещё больше походить на белую.
Единственный в этом доме, на ком никак не отражалась болезнь Изабель, был её муж. Он ездил на плантацию. Посещал свою любовницу — тё-щу. Играл в карты с Кристофером. Даже рождение сына не повлияло на Гарри. Он видел своего наследника только два раза. Один раз на следующее утро после рождения и второй раз на крестинах. Больше «счастливый» отец никак не выражал свою заинтересованность отпрыском.
Мачеха на крестины не приехала. Она плохо себя чувствовала. Кристофер явился в не подобающем виде. Даже получил нагоняй от святого отца.
Он держал младенца, качаясь из стороны в сторону, дыша на него перега-ром. Я боялась, что он уронит племянника. Стоя рядом, была начеку, на случай если придётся ловить малыша. Мой мерзкий брат такую вынуж-денную близость расценивал, как мою симпатию к нему. Господи! Как о таком грехе можно думать?! Но мой брат не только думал. Он бредил мною.
На обеде по случаю крещения я не была. Сразу после часовни, поспешила к сестре.
В день, когда Изабель стало чуть лучше, в её спальню вошёл мистер
Холефилд — главный надсмотрщик. Он работал ещё на отца, но со свадьбы сестры занял должность на этой плантации.
— Мисс Лили, — позвал надсмотрщик, тихо входя в комнату, — простите, что не постучал. Я боялся разбудить миссис Коллинз.
— Ничего, — посмотрев на него, ответила я. — Вы что-то хотели?
Мистер Холефилд мял края шляпы, виновато смотря в пол.
— Да. Простите, что приходится спрашивать совета у вас, но мистера
Коллинза нет, а его жена больна.
— Ближе к делу, — вздохнула я, понимая, что сейчас мне придётся решать чью-то судьбу.
— Сегодня рабыня родила на плантации, и поэтому не смогла собрать минимальную меру хлопка. Хозяин приказал всех рабов без исключения наказывать десятью ударами плетей, если не будет хватать хотя бы половины унции до нормы в день. И я, — поднимая глаза на меня с пола, осекся он.
— И вы не знаете, как поступить в этой ситуации? — закончила я его слова.
— Да, мисс Лили, — замотал он головой, — рабыня не виновата.
И у неё родился мулат. Но, клянусь богом, ни один мой парень к чёрным не прикасается.
Можно было не говорить об этом. То, что это ребёнок Гарри и так понятно. Он не упускал возможности позабавиться с хорошенькими рабынями. Мой отец брал чёрных женщин не с полей. Он покупал их специально для этого. А вот его зять задирал юбки всем приглянувшимся рабыням.
И в отличие от папы, Гарри не испытывал чувства ответственности перед такими детьми.
— Мистер Холефилд, о чём вы говорите?! — возмущалась я. — Бить только что родившую женщину! Я не ослышалась?
Моему негодованию не было предела. Я даже встала с кресла. Голова закружилась. Уже полдень, а я не ела со вчерашнего дня. Ухватившись за спинку кресла, я чуть опёрлась об неё. Мистер Холефилд это заметил.
Рванулся с места, чтобы поддержать меня.
— Нет, — выставив ладонь ему навстречу, запротестовала я.
— Но, вам нехорошо, мисс Лили, — настаивал бывший работник отца.
— Уверяю вас, мне намного лучше, чем той рабыни, которую вы собрались наказать, — брезгливо сказала я, посмотрев на надсмотрщика.
Тон моего голоса, видимо, заставил его испытать христианское сострадание к рабыне.
Опустив глаза, мистер Холефилд сказал:
— Будь я бессердечным человеком, то беспрекословно исполнил бы приказ мистера Коллинза. Я работал на вашего отца, мисс Лили. Он был суровым хозяином, но справедливым. Телесные наказания за недобор унций хлопка получали рабы, старше четырнадцати лет. Женщин он и вовсе приказывал не трогать, если они носили детей. А вот уже мистер Коллинз требует давать плетей всем. Даже детям. Вчера мне пришлось бить шести-летнего ребёнка! — его глаза заслезились. — Я бы не наказывал его, но на взвешивание неожиданно приехал хозяин.
— Что? — шёпотом спросила я, не веря в такую зверскую жестокость.
— Это правда, мисс Лили, — убеждал меня надсмотрщик. — Я не палач.
Закончится сезон сбора хлопка, и я попрошу расчёт.
— Но, Гарри сегодня нет, — чувствуя, как холодок бежит по моей спине от правды, я поспешила сесть обратно в кресло. — Можно не упоминать этого.