Побег при отягчающих обстоятельствах

– Нет, я уезжаю, у меня деловая встреча, – ответил Егор, прислушиваясь к веселому Степкиному смеху, доносившемуся из-за дверей.

– Егор, нам надо поговорить!

– Поговорим завтра, в клинике.

– Ты хотя бы понимаешь, что ведешь себя по-свински по отношению ко мне?

– Я понимаю, обсудим это завтра! – ответил он.

Она бросила трубку.

Светлана Владимировна работала с ним в крутой частной клинике, слава богу, хоть не в одном отделении. Она была хирургом по специальности, но, как говорится, не по жизни и стала неплохим администратором, в коем качестве и реализовалась. Их роман начался полгода назад. Егора в это время навязчиво преследовала молодая девица, дочь очень серьезного дядечки, который был его пациентом, она не давала ему прохода, твердо решив, каким-то непонятным вывертом в мозгу, выйти за него замуж. В клинике, где невозможно ничего скрыть, все об этом знали, знал и ее папаша, который очень даже был не против и даже мягко настаивал и подталкивал. Вот тогда-то, спасая его, Светлана Владимировна оказалась в нужный момент и в нужном месте, став непреодолимым препятствием на пути матримониальных планов молодой дивы и ее папаши.

Роман их длился, не развиваясь и не заканчиваясь, без энтузиазма с его стороны и с большими надеждами и расчетами с ее.

Конечно, он вел себя по-свински, а кто спорит! Света большая умница и заслуживает других, серьезных отношений, но, даже испытывая чувство вины, он ничего не собирался менять, отдав всю инициативу по разрыву отношений в ее руки. Его и так устраивало.

Ой, да ладно, чего уж там! До Светы была Надя, до Нади Марина, с ней они продержались дольше всех – целый год. Да много кого еще было!

Серьезных отношений он избегал по причинам, в которых даже не собирался разбираться и копаться.

Не хочу, и все!

Нормальный тридцатисемилетний мужик, у которого есть любимая работа, кстати отнимающая почти все время, очень приличная зарплата, которую многие назвали бы богатством, любимые родители, слава богу, живые и здоровые, друзья и весьма даже интересные любовницы!

Все хорошо, о чем переживать?

* * *

«А никто и не переживает! Просто как-то тошно это! Тошно, пошло, банально до ломоты в зубах!» – подумал он, входя в бар.

Егор пробежал взглядом по столикам, увидел Дениса, махнувшего ему рукой, машинально посмотрел на часы – без трех минут шесть.

Денис встал, когда Егор подошел к столику, они обнялись, радуясь встрече, похлопали друг друга по спине.

Они познакомились в Чечне.

Никакие тусклое «дружба» или пафосное «боевое братство» не могут описать и передать глубины прочного, какого-то духовного единства, возникающего между людьми на войне. Это выше, прочнее, сильнее любых родственных связей и юношеских дружб, выше любых моралей и общепринятых пониманий родства, нечто замешенное на общей смерти, то единственно ценное, что прорастает из грязи, вони, мата, неистовости и крови вперемешку с кусками тел твоих товарищей.

Кто не прошел этого, тот не поймет.

Дениса, тогда еще капитана ФСБ, принесли в госпиталь поздно ночью, накануне старого Нового года. Внутренности у него были разворочены и больше напоминали кровавую кашу, чем человеческое тело. Совершенно невероятным образом он был в сознании, когда Егор его осматривал.

– Брось это, док, – прохрипел он разбитыми, засохшими от крови губами. – Иди лучше других спасай, со мной уже все.

– А это не тебе решать, – резко ответил Егор.

– И не тебе, – выдохнул капитан и потерял наконец сознание.

Двенадцать часов Егор сшивал его по кусочкам. Дважды у капитана останавливалось сердце. Сцепив зубы и матерясь так, что медсестры роняли инструмент, Егор боролся.

Матерился, но боролся!

Когда зеленый хирургический халат промокал насквозь от крови, ему надевали сверху новый, стерильный, и он продолжал бороться!

– Вышивальщица, твою мать! – орал Егор, когда накладывал внутренние швы, торопясь и видя, что рядом не останавливается кровотечение.

Но он собрал его! Всего, целиком!

Он понимал, что просто так капитан не вытянет, хотя у них и были все необходимые препараты, но нужно было еще что-то в сочетании с чудом! Транспортировать его в стационарный госпиталь никак нельзя, в себя он не приходил от огромной потери крови и непереносимой боли, которую не могли заглушить даже наркотики.

Егор, придя в штаб, обзвонил знакомых, друзей, орал охрипшим голосом в трубку, матерился, но добился того, что через сутки получил посылку, в которой было мумие, настоящее, налипшее на кусочки камней, и еще целая куча почти неизвестных тогда в России препаратов.

Он сам вливал в бесчувственного капитана лекарства литрами, не доверяя их никому, и боролся со смертью, как с личным врагом, кричал ему в ухо, что если он, хрен последний, вздумает умереть, то Егор его сам, лично, придушит.

И Денис пришел в сознание, открыл глаза, попытался улыбнуться и еле слышно прохрипел:

– Док, ты что, офигел, чего ты так орешь?

Егор готов был его расцеловать, но вместо этого дернул пятьдесят граммов спирта и пошел оперировать. Если бы не дернул, то, скорее всего, сдох бы от усталости прямо там, возле койки пришедшего в себя Дениса.