Так как Абель лучше всех знает местность, то в последние 3 дня он идет во главе нашего отряда, чтобы найти самую безопасную дорогу через обрывы и реки. Все остальные разделились на маленькие группы. Мы регулярно пересчитываем нас, чтобы никого не забыть на обочине.
После побега из Секвойи мы шли по дорогам и полям. Час за часом, как нам казалось, но сбавлять темп мы не собирались, ни тогда, когда учредители ослабевали, ни тогда, когда самые плохо обеспеченные кислородом среди нас были вынуждены сильнее подкручивать регулятор. Только когда дети начали плакать, мы сделали паузу на обед.
Мы сидим между покрытыми мхом обломками скалы на краю обледеневшего озера и практически не разговариваем. При малейшем подозрительном шуме, мы в два счета готовы двинуться в путь. Ночь такая темная, что не видно ни зги. Как только встанет солнце, мы двинемся дальше.
— Что это было? — шепчу я. Мне неспокойно, малейший хруст заставляет меня в испуге вскакивать. Когда министерство преследовало меня, мне тоже было страшно, но тогда у врага не было лица. Сейчас же, нет ничего страшнее, чем быть выслеженной Максом.
Мод перестает размешивать сухое молоко в воде и щелкает языком.
— Я ничего не слышу, кроме желудков бедных детишек. И моего тоже. Что-нибудь осталось для взрослых? — Она достает ложку из чашки, облизывает ее и морщится. Лили, ребенок, которого я несла, больше не хочет, чтобы я ее качала, она начинает беспокойно вертеться и тянуться ручками к Мод. Мод сажает Лили на колени и энергично засовывает ей ложку в рот. — Тсс, крошка, — успокаивающе говорит она.
У меня самой живот подвело от голода, при этом у меня остался всего один белковый батончик. Я отламываю маленький кусочек и даю его Мод. Она тут же с ним расправляется. Остатки я отдаю Джо. Она смотрит на батончик, опустив глаза, и начинает плакать. У нее более чем достаточно причин, чтобы поплакать, поэтому я тактично игнорирую ее плач и иду к Сайласу, сидящему в раздумьях над картой. Он сам вызвался быть планировщиком маршрута, так что никто из нас не встревает и не мешает ему, даже Дориан, чье самообладание между тем висит на тонком волоске.
— У нас больше нечего есть, — сообщаю я ему. Изобилия у нас с самого начала не было, но постепенно ситуация начинает действительно внушать опасения.
Сайлас указывает на точку на карте.
— Самое большее один день, — говорит он. — Я на 99% уверен, что мы найдем там солнечные дыхательные приборы. Мы можем оставить там остальных, а сами двинемся к Куполу.
— Супер, Сайлас, но ты об этом уже вчера говорил. — Он снова погружается в карту. — Сайлас? — я толкаю его, и он поднимает взгляд. Его глаза впали, такое чувство, что он не в себе, как будто не воспринимает меня. Он старше и выносливее меня, я всегда смотрела на него с восхищением, но иногда я забываю, что, в конечном счете, он такой же ранимый, как и любой другой.
— Ты хоть сколько-нибудь спал после Секвойи? — спрашиваю я.
Он поворачивается к Зонгу, который сидит, облокотившись о скалу, с ребенком на коленях. Девочка, примерно восьми лет, помогающая Мод тащить наши запасы, спит, положив голову ему на плечо.
— Думаешь, можно будет как-нибудь перекачать воздух из солнечных приборов в кислородные баллоны?
— Не совсем невозможно, — устало бормочет Зонг. Находиться в бегах само по себе тяжело, но тащить с собой еще и детей просто доканывает. Зонг проверяет вентиль дыхательного прибора малышки и кладет ей руку на грудь, чтобы проконтролировать дыхание.
Теперь Брюс занялся размешиванием молока, в то время как Мод тормошит детей. Я подхожу к нему.
— Брюс... как ты перебивался, будучи извергнутым? Чем ты питался?
Он стучит ложкой по чашке.
— Н-да, для ягод сейчас еще холодно, но если у нас получится вернуться в город, то можем поискать несколько не разграбленных домов. Там очень много запасов,— бормочет он. Он притягивает меня ближе. — Слушай-ка, я уже обговорил все с Мод. Если будет совсем плохо, по-настоящему плохо, то вы можете обглодать мои старые кости. — Он улыбается, но когда я пытаюсь отстраниться, он не отпускает мою руку. — Я серьезно, Алина. — Другой рукой он показывает жест, означающий перерезание горла.
Я зажимаю рот рукой, чтобы подавить рвотный рефлекс. Брюс, смеясь, хлопает меня по спине, хотя я не понимаю, что смешного было в его словах, моих чувствах, да и вообще во всем этом чертовом бедственном положении, в котором мы находимся.
— Пусти меня, — я отталкиваю его. — И если ты еще раз скажешь нечто подобное, я сломаю тебе нос.
Я ухожу.
Хочу побыть одна.
Дети поели и все без исключения заснули, так же как и учредители. Оставшиеся сидят в кругу, чтобы было теплее. Квинн теснится рядом со мной. Удивительным образом мне приятно сидеть рядом с ним так близко. Он подставляет воздуховыпускное отверстие к моему уху.
— Мы должны рассказать им о планах Вани,— говорит он.
Я киваю. Он скрывал это несколько дней, но сейчас, когда город уже близко, волнение за Беа возрастает. И если Кьярис права, то мы все должны волноваться: Купол скоро превратится в братскую могилу.