Побег в Секвойю (ЛП)

Им нужна моя помощь, и я уже собираюсь спуститься вниз по лебедке, как вдруг мой взгляд падает на дыхательный аппарат и я наконец понимаю, что передо мной находится. На обратной стороне я обнаруживаю прикрепленную клейкой лентой и обернутую в желтый пластик коробку с цифровой панелью управления. Ванина бомба.

Цифры загораются: 219, 218. Секунды? Сколько это в минутах? У меня нет времени на вычисления, и я не имею ни малейшего представления как ее обезвредить. Я не Зонг.

214, 213, 212...

Я бы могла просто оставить бомбу здесь и убежать, но если мне удастся спастись и на этом все, то что это даст? Если я не могу обезвредить бомбу, значит, я должна взять ее с собой, унести как можно дальше отсюда. Учитывая ее размер, я могу нести ее только на спине, но это невозможно, так мне приходится тащить на поясе мой собственный кислородный баллон. Я снимаю его вместе с маской и надеваю на рот отвратительные приспособления солнечного аппарата. Он дурно пахнет и к тому же тяжелый, как скала.

Цифровая панель вместе с мигающими цифрами теперь не в зоне видимости, и это к лучшему.

Шатаясь, я иду к лебедке и спускаюсь вниз. Сайлас исчез. Выглянув наружу, я вижу, как он прижимает к земле одного из милиционеров. Мои тетя и дядя недалеко с помощью оружия держат милицию на расстоянии. Как бы ни были сильны секвойцы, они никак не ожидали увидеть мятежников, воюющих бок о бок с солдатами министерства.

Я оббегаю башню и, плохо держась на ногах, выхожу на открытое пространство.

Воздух в дыхательном аппарате влажен, маска царапает мне лицо. Без нее было бы лучше, поэтому я стаскиваю и бросаю ее. Кислород в атмосфере разряжен, но после моих тренировок я обойдусь и этим.

Чей-то голос кричит:

— Сними это, Алина. Опусти вниз!

Но я не могу, до тех пор, пока все не будут в безопасности. Неважно, насколько она тяжела и как сильно мне жжет в горле.

Обернувшись, я вижу Купол, освещенный лучами заходящего солнца. Теперь я достаточно далеко, чтобы спасти их. Я снимаю аппарат и отскакиваю от него, даже не посмотрев, сколько времени у меня осталось. Просто бежать. Я бегу так быстро, насколько мне позволяют легкие и ноги.

Голос слышится вновь. Это Сайлас.

— Беги, Алина. АЛИНА! — Но ему не нужно беспокоиться. — АЛИНА! — кричит он.

А я улыбаюсь.

КВИНН

От взрыва я кувырком падаю на землю, ударившись лицом о камни и содрав кожу на руках. Воздух внезапно становится серым. Я поднимаюсь, солдата рядом нет, и тогда я перекатываюсь на спину. Он стонет.

— Что случилось?

— Моя нога, — говорит он. Но я не могу разорваться на три части между ним, моим отцом и тем, что последовало за взрывом.

Решение должно быть принято.

— Оставайся здесь, — говорю я солдату и бегу к моему отцу и Оскару, которые сидят на корточках недалеко от незащищенного устройства. Оскар держит руку на шее моего отца.

— Он еще жив? — спрашиваю я.

— Он постоянно теряет сознание, — говорит Оскар. Пулеметный огонь из оружий слышен вдали. Оскар и я переглядываемся. Может ли такое быть?

— Папа, — говорю я. — Папа?

Он стягивает маску для дыхания и сплевывает кровь.

— Квинн?

— Да, это я, — Рукавом я вытираю кровь с его лица. Я пытаюсь снова надеть ему маску, но он отворачивает голову в сторону. Оскар убирает тряпку, которую он прижимал к шее, и обнажает зияющую рану.

— Он получил пулевое ранение, — говорит Оскар, как будто бы я сам не смог догадаться.

Мой отец стонет и откашливает сгусток крови в руку. На этот раз он не противится, когда я снова пытаюсь надеть на него маску.

— Внутри устройств есть вентили, чтобы наполнять бутылки, — хрипит он. — Даже если у них получится...

— Не разговаривай, — говорю я, потому что замечаю, как сильно это его напрягает. — Мы попытаемся занести тебя внутрь.

— Квинн, — начинает Оскар и кладет руку мне на плечо.

— Помоги мне, — говорю я, и вместе мы кладем отца на носилки. Под ним остается темная лужа. Раньше я никогда не видел, чтобы у отца шла кровь. Каким-то образом я сохранил детскую веру в то, что он просто не мог умереть или быть ранен.

На носилках распространяется озеро крови, и ее едва ли можно перелить, так как он уже потерял много. Мы снова опускаем его, и я опускаюсь на колени рядом с ним.

— Близнецы. Твоя мать, — говорит он.

— С ними все хорошо, — говорит он, потому что я, по крайней мере, надеюсь. — Мама родила ребенка.

Мой папа закрывает глаза и, когда снова открывает их, в них стоят слезы. Он поднимает палец и жестом показывает мне нагнуться ближе. Я опускаю ухо ближе к воздушно-выпускному клапану его маски.

— Я не самый лучший из отцов, — говорит он.

Это верно, иногда он был даже ужасным отцом. Но почему-то чувствовалось так, как будто он не мог бы быть лучше. Я поднимаю голову и смотрю в глаза моему отцу.

— Оскар рассказал мне, что ты послал его за мной. Спасибо.

Выстрел нарушает тишину, и Оскар поднимает винтовку.

— Мы сидим здесь как на ладони, — он пытается снова положить моего отца на носилки. Я не помогаю ему. Это бессмысленно.