Побег в Тоскану [litres]

– Тори. – Дункан приближается ко мне и кладет руку мне на плечо. Я отшатываюсь. Люди за соседними столиками начинают перешептываться, прохожие на тротуаре замедляют шаг и оборачиваются.

Дункан тоже это замечает, он гримасничает, как бы говоря: «Извините, мы с ней просто…» – и берет меня за руку. Я хочу вырваться, но тело мое словно оцепенело.

– У тебя истерика, тебе надо успокоиться. – Тон у него почти ласковый. – Я даже готов простить тебя за то, как ты со мной обошлась. Но сначала мы вместе поднимемся в квартиру и обсудим все как следует, наедине, как разумные люди. Хорошо?

Дункан не отрываясь смотрит на меня, его пальцы сжимают мне руку, как клещи. Я могу только злобно таращиться на него в ответ. И тут из бара, крича и потрясая телефоном, вылетает Элиза:

– Оставьте ее в покое! Немедленно оставьте ее в покое – или я вызову carabinieri!

Дункан хмурится:

– О чем это она?

– Я вызову полицию. – Элиза взмахивает телефоном.

Дункан отцепляется от меня и быстро пятится.

– Ну-ну, – бормочет он. – Мне кажется, вы неправильно поняли. Моя жена очень расстроена, я пытался успокоить ее. Вот и все.

– Ma che stronzate! – цедит Элиза, и Дункан в недоумении смотрит на нее.

– Она говорит, что это чушь, – услужливо переводит какая-то американка.

Начинают собираться зеваки.

Элиза поворачивается ко мне и отчетливо по-английски спрашивает:

– Ну что, вызывать полицию? Ты только скажи.

Я оглядываюсь на Дункана. Лицо у него багровое, и нас уже снимают на телефоны человека три, не меньше.

– Не надо, – говорю я. – Пусть побудет здесь, пока я схожу за его барахлом. Если он тихонько отвалит отсюда и никогда больше не будет выносить мне мозги, карабинерам про него, я думаю, сообщать необязательно.

По толпе проходит рябь смешков. У Дункана такой раздосадованный вид, что сердце радуется.

– Конечно, – отвечает он. – Разумеется. Все нормально.

– Сидеть! – рявкает Элиза.

Дункан падает на ближайший стул и угрюмо пялится на собственные ботинки.

– Что я такого сделал? – ворчит он, ни к кому не обращаясь. – Не понимаю, из-за чего шум.

* * *

До ухода Дункана я держусь неплохо, а он под конец еще ноет, что я обещала помочь ему с отелем. Потом я выпиваю две чашки кофе, с благодарностью слушая утешения Элизы: дескать, Марко все поймет, любой приличный человек все поймет, ни Дункан, ни Кьяра не смогут расстроить наши с ним отношения, а если вдруг смогут – то скатертью дорога. Но по лестнице я все равно взбираюсь на ватных ногах, а оказавшись у себя в квартире, мешком оседаю на диван.

С одной стороны, мне хочется позвонить Марко немедленно. Время уходит, Кьяра может опередить меня. И если она успеет излить ему свои подозрения, кому он поверит? Другу детства – или недавней подружке, которая объявилась во Флоренции несколько месяцев назад, имея в запасе драматическую, но при этом практически недоказуемую историю? Велика вероятность, что он поверит именно Кьяре, которая к тому же при всем желании не понимает истории с Дунканом. И если ты хочешь хотя бы попытаться удержать Марко, шепчет мне настойчивый голос, то звони ему прямо сейчас, успеешь изложить свою версию событий первой.

Но вдруг ему покажется, что я оправдываюсь? Вполне возможно. И если он все равно поверит Кьяре, то какая, к черту, разница, первая я ему позвоню или нет? Это в каком-то смысле лакмусовая бумажка наших отношений. Мне не нужен мужчина, который не способен доверять мне безоговорочно, напоминаю я себе. Если приходится упрашивать, оправдываться перед ним – он не для меня. Оправданий мне и с Дунканом хватило. Так что лучшее, что я могу сделать (во всяком случае, так подсказывает логика) – это не суетиться и посмотреть, как поведет себя Марко, когда вернется. Он знал, что Дункан может приехать. А из того, что я ему рассказывала про мужа, он должен был понять, что мой бывший почти наверняка затеет какие-нибудь нечистые игры. И если Марко усомнится в моих словах хоть на минуту, то это его проблемы. Я всегда говорила и говорю только правду. Мне нечего скрывать.

И все же мне хочется позвонить Марко. Пока я раздумываю, гипнотизируя взглядом телефон, экран вспыхивает: входящий с неизвестного номера. Обычно я не обращаю внимания на такие звонки, они на девяносто пять процентов реклама, но на этот раз я так рада возможности отвлечься, что отвечаю.

– Pronto.

На том конце прокашливаются.

– Buongiorno. – Неуверенный голос какой-то пожилой женщины. – Я говорю с Викторией Макнейр?

– Да.

– Хорошо. – В динамике снова кашляют. – Виктория, меня зовут Мария Фурлан, я дружила с Ритой… с вашей бабушкой. Вы меня, наверное, не помните?

Фурлан. Услышав незнакомую фамилию, я теряюсь и не сразу соображаю, что сказать. Фурлан. Неужели это те самые Мария и Джузеппе, владельцы безымянного маленького бара в квартале Олтрарно?

– Я вас помню, – продолжает Мария, прежде чем я успеваю опомниться. – И мне кажется, что вы меня искали. Вы пишете книгу, да? Про свою бабушку и Акилле Инфуриати?

– Да, верно. А как вы…