Побег в Зазеркалье

По рассказу Извицкого всё выглядело так. Жалование своим офицерам барон Унгерн выдавал золотыми слитками-лянами из захваченного в Урге китайского банка, а рядовым казакам, собранным по всему Забайкалью бурятам и тувинцам Азиатской дивизии — серебряными долларами, правда, тоже китайскими, но отчеканенными почему-то… в далекой Мексике. Выдавать золота и серебро выдавали, а не видела их Урга давно, все что нужно — продовольствие, лошадей, фураж, снаряжение — Унгерн реквизировал у населения за так, за квитанции дивизионного полевого казначейства. Все делалось с благословения монгольского Богдо-хана, «многими возведенного, вечно живущего владыки семи сокровищ» — Халха-Джебцзундамба-хутухты. Он якобы, хутухта эдакая, и пригласил Унгерна с его дивизией освободить Монголию от китайских революционеров-гаминов.

Китайский генерал Сюй-си-чен пока сидел в Урге, успел отучить местных и от бумажных денег. Случилось это так… Великая смута начавшейся задолго до российской, китайская революция 1911 года погрузила Поднебесную в хаос, Гоминьдан появился, пошел распад империи и многочисленные самостоятельные провинциальные правительства во всю принялись рисовать собственные деньги. Эмиссию фейковых денежных знаков норовил наладить и каждый революционный генерал, дабы свою личную армию ими оплачивать. Мешки, вагоны разного качества и разной степени паршивости бумажек с нарисованными на них цифрами — не обеспечивалась никем и ничем. Да и кому обеспечивать, если свои деньги — купоны и разменные, на сдачу, бонны — начали выпускать…рестораны, знаменитые китайские цирки, театры. Несколько мешков «денег» давно прогоревшего китайского театрика Хау Ю-тай из Владивостока чудесным образом появились и в Урге. Лиловые листики с красивыми драконами, затейливыми циферками и иероглифами, печать, подпись главного бухгалтера. Генерал Сюй-си-чен, как военный правитель Урги, бумажки китайского театра объявил единственным законным платежным средством, обязательными к приему деньгами монгольской столицы. Получив вместо жалования новую монгольскую валюту, китайские солдаты поспешили на главный базар города. Но причудливо разрисованные, незнакомые листки, даже с подписью и печатью театрального главбуха, никто не хотел принимать. Побродив впустую вдоль прилавков, избив несколько особо крикливых торговцев, солдаты убрались восвояси. Через пол часа на центральную базарную площадь въехал, ощетинившийся пулеметами, китайский броневик. Вращая башни, пулеметами стал прицениваться-прицеливаться по торговым рядам. Толпа оцепенела. Воспользовавшись ситуацией, веселой гурьбой вернулись приунывшие было революционные солдаты-гамины. Новыми деньгами с монголами расплачивались щедро, без счету. Брали красиво, затейливо расшитые халаты, тюки ткани, меховую одежду, еду. Утащили несколько огромных десятивёдерных тульских самоваров и даже попавшийся под руку самогонный аппарат — гнать местную водку-ханшин.

Но на следующий день торговать на базар никто не пришел, между опустевшими торговыми рядами бродили грустные собаки. Араты-скотоводы начали объезжать столицу десятой дорогой, прекратился подвоз. Прогнав китайцев, — рассказывал ротмистр, — Унгерн на товарно-денежные отношения в Урге махнул рукой, пустил все на самотёк и скоро все как-то так, само собой наладилось, устаканилось. Возродилась торговля, из далёких улусов опять потянулись в столицу скотоводы-араты. Расцвел натуральный обмен, кое где всплыло долгожданные золото и серебро. Но вот иностранная валюта, вопреки ожиданиям, шла плохо, принималась неохотно. Для монголов — это всё те же бумажки, только вместо иероглифов с драконами — лики незнакомых президентов и монархов, геральдические морды зверей и голые бесстыжие бабы в орнаменте. Высоко ценились только привычные монголам, их соседям бурятам царские «катеньки» и «петеньки» — сто, пятисот рублёвки и российские дореволюционные деньги помельче. Изображённая на сторублёвом билете Екатерина II бурятскими буддистами-ламами объявлена земным воплощением Белой Тары, верили, что вселился в российскую императрицу дух просветления, а её женское начало — путь постижения.[19]

Советские — «пятаковки», новые московские червонцы — здесь не принимали, даже хранить боялись. Найдут — большевик, чекист! — к стенке милости просим!

Кое-какая свободно конвертируемая валюта, СКВ, по карманам и в укромных уголках действительно осела, но баловались ею в Урге главным образом иностранцы, предпочитая английские фунты, доллары только начинали своё победное шествие по миру. Да и само количество валюты было ограничено в этом плохо посещаемом парке опасных для жизни аттракционов, извне почти не пополнялось, константа. Её друг другу и перепродавали без конца одни и те же неугомонные молодчики, поистрепавшиеся в походах прапорщики и поручики.