Хозяйственный Пьер решил благоразумно не встревать в их дела и начал стягивать кольчугу с убитого, забрал он и пистолет вместе со шпагой - в пути сгодится. И трое приятелей поспешили выехать из города, пока не всполошились стражники, которые, может быть, услышали выстрел и шум драки. Горожан же они не опасались: обыватели всех времен одинаковы, наверное, разбуженные шумом, смотрят сейчас на всадников сквозь щели ставень, но никто из них ни за какие деньги не высунется на улицу.
Выехав из города, они пришпорили коней, и те пустились по дороге размашистым галопом.
- Пьер! - крикнул Ерофей. - Нам надо выехать к реке!
Пьер свернул с дороги в лес, не понимая, зачем это понадобилось Ерофею, ведь надо как можно дальше ускакать от Вильнёва. Он ехал впереди, не оглядываясь. И хорошо делал, ибо, если б оглянулся, то не увидел бы третьего всадника - Соловко вновь скакал без седока. Но удивительно послушно скакал туда, куда требовалось.
Через некоторое время они выехали к реке и спешились. Ерофей, к изумлению Пьера, который только сейчас заметил пустое седло, сказал неведомо кому:
- Герка, поплещись в реке. Ты становишься видимым, когда мокрый. Заодно хоть вымоешься. А то разит от тебя, как от помойки.
Послышался плеск, Пьер оглянулся и увидел, как над рекой взметнулись во все стороны брызги, будто что-то тяжёлое бухнулось в воду, кто-то завопил: «О-уа!» - вода-то в сентябре холодная, и над водой показался тот самый незнакомец, которому, как считал Пьер, они с Ерофеем помогли в Вильнёве. Пьер испуганно закрестился, пятясь к своему Гнедку, но Ерофей крепко сжал его плечо:
- Давай-ка, сядем на бережок, и я тебе всё расскажу.
Пока Гермес таскал сучья для костра, чтобы высушить одежду - в мокрой-то холодно, Ерофей поведал вкратце изумлённому Пьеру всю их историю, объяснив также, что его с площади в Капденаке унес не дьявол, а вот этот замечательный парень, хоть и большой плут - Гермес. И завершил свой рассказ так:
- Ты, Пьер, пока Герка опять не исчез, пожми ему руку - он живой, и совсем не дьявол. Ну-ка, - подтолкнул он оробевшего приятеля, и тот, замирая, наверное, от ужаса, пожал руку Гермесу. И пока Гермес обсыхал, они, чтобы не тратить время зря, перевязали его рану и плотно поели. Гермес, вгрызаясь в жареного цыпленка, даже урчал от удовольствия.
Ерофей усмешливо подумал: небось, заурчишь после недельного поста - вон как и живот, и щеки подвело приятелю, который никогда не страдал отсутствием аппетита.
- Ну, а теперь - в Бержерак. В Марманд мы не поедем! Показывай, Петька, дорогу! - Ерофей похлопал себя по набитому животу, удержав отрыжку: хоть и в чёрт-те каком веке, а бон тон, то есть хорошие манеры - всегда бон тон.
Часам к четырём вечера они прибыли в Бержерак, небольшой и тихий городок на берегу реки Дордонь. В город их пропустили беспрепятственно, потому что перстень Генриха Наваррского, который теперь красовался на пальце Ерофея, служил им пропуском везде, где стояли войска Генриха. А Бержерак подчинялся Генриху и защищался его войсками. Но уже севернее Бержерака стояли отряды герцога Майенского. И нужно было подумать, как ехать дальше. Пьер предложил плыть по реке. Его поддержал Гермес, и Пьер отправился на пристань, чтобы нанять небольшое судно, способное выдержать их вместе с конями. Ему это удалось, и они немедленно отплыли, рассчитывая отдохнуть на судне.
Ночь прошла спокойно, не было ни драк, ни погони. Ерофей, которому сии приключения надоели до чёртиков, был весьма тем доволен. Так они добрались до Суйака, а потом, попрощавшись с кормщиком, сели на отдохнувших, сытых коней и направились в Брив-ла-Гайард, потому что до Перигё, по слухам, уже добрались войска герцога Майенского. В том направлении дорога до Парижа короче, но, как говорится: «Дальше едешь - целее будешь», - изрёк из пустоты Гермес.
Пьер уже привык давно к голосу невидимого Гермеса, они рассказывали друг другу байки, громко хохоча, а то начинали спорить, потому что и тот и другой - два сапога пара. Оба - нетерпеливые, взрывные, скорые на расправу с обидчиками, острые на язык. И Пьер теперь не удивлялся, если приятели просили его отыскать реку - он знал, что Гермес вновь станет видимым, и тогда можно будет не только вступать с ним в словесные перепалки, но и померяться силами. Рана Гермеса уже не беспокоила, на нём все заживало, как на собаке и даже быстрее. Словом, Гермес и Пьер явно нравились друг другу, относясь с должным почтением к Ерофею.
От Брив-ла-Гайарда их путь лежал в Лимож. И так день за днем они пробирались на север, а луна между тем полнела и полнела, отчего сердце Ерофея радовалось - наконец-то Гермес будет видимым. И этот день настал. И не где-нибудь, а в Орлеане, где была ставка герцога Майенского, и, конечно, лучшего места для своей материализации Гермес найти не мог!