Побеги любви

Ее облегчение было прервано другой болью, не столь острой, как предыдущие, но глубокой и тяжелой. Она не обращала внимания на нее, поглощенная происходящим.

Они передвигались взад и вперед по доступному им маленькому пространству. Ровена отходила с их пути, когда это было необходимо, осторожно избегая, как открытого люка, так и мелькавших мечей.

Еще более сильная боль нахлынула на нее, но она старалась не обращать внимания. Когда, наконец, сражение переместилось на другой конец крыши, она смогла пройти к люку и позвать на помощь.

Помощь подоспела. Множество слуг натянули внизу материю с алтаря и ждали, что она прыгнет.

Идиоты! Она не перышко, чтобы ее выдержала парча с алтаря. Если бы они сложили ее хотя бы вдвое, но даже и тогда сомнительно. В это время отступающий Гилберт, не заметив ее, толкнул сзади. Она вскрикнула, почувствовав, что под ногами нет опоры. Он успел обернуться и схватить ее свободной рукой, но Ровена оказалась слишком тяжелой, и Гилберт, отбросив осторожность и меч, схватил ее обеими руками.

Он повернулся задом к Уоррику, не думая в тот момент ни о чем, кроме Ровены.

Она вцепилась в него изо всех сил и так дрожала, что не отпустила его даже, когда он вытащил ее из дыры и поставил на ноги.

Уоррик, забытый на время, напомнил о себе.

– Отойди от нее прочь, д'Эмбрей.

Угроза, прозвучавшая в его словах, так же как и острие меча, упершееся Гилберту в грудь, вынудили его подчиниться. Но Гилберт не выпустил при этом ее руки, и Ровена, знавшая его слишком хорошо, поняла, что он задумал.

– Он не поверит, что ты угрожаешь моей жизни после того, как ты только что спас меня, – предупредила она.

Выражение, появившееся на лице Уоррика после ее слов, было до смешного расстроенным.

Ровена повернулась и успела его увидеть и верно прочитать. Он действительно не хотел дать Гилберту ускользнуть от него, когда тот попал к нему в руки, но убить его сейчас не соответствовало рыцарскому кодексу чести. Но, правда, эту жизнь Ровена находила недостойной прощения. А Уоррик теперь, похоже, стал прощающим – не ко времени. Прощающим? Уоррик? Неужели все же северный дракон действительно так сильно изменился?

Да, он изменился, но нельзя сказать, что чувствовал себя счастливым в связи с этим сейчас. Его никак нельзя было назвать любезным, когда он пробурчал:

– Дарю тебе жизнь и чтоб ты больше не попадался мне.

Гилберт никогда не упускал своего, если подворачивался случай.

– Отдай мне по крайней мере Эмбрей.

Ровена открыла рот от изумления.

– Нет, Уоррик, нет, не надо. Он не заслуживает…

– Я решаю, что заслуживает твоя спасенная жизнь… – отрезал Уоррик. – Так уж вышло, что замок, – да нет, сто замков – не могут сравниться с тем, что ты для меня значишь.

Не очень романтическое сравнение, но смысл, скрывавшейся за этими словами, лишил ее на время дара речи, и этого времени хватило Уоррику, чтобы сказать Гилберту:

– Ты должен присягнуть мне в верности.

Гилберт развлекался про себя иронии судьбы, которая вынуждает теперь Уоррика защищать его.

– Сделано. И Ровена…

Уоррик поднял меч, и выражение его лица стало угрожающим.

– Ровена будет моей женой, если согласится. В любом случае, она никогда не окажется вновь под твоей опекой. Не испытывай моего терпения, д'Эмбрей. Бери то, что я предлагаю, и считай, что тебе повезло.

Гилберт отпустил Ровену, и она немедленно оказалась в объятиях Уоррика. Столь резкий контраст привел к тому, что на нее опять нахлынула боль и напомнила ей, что теперь уже пришло время заканчивать с их спорами.

– Если вы оба закончили, то моя дочь собирается сейчас родиться, Уоррик, и не здесь, на крыше.

Оба они посмотрели на нее в смущении, поэтому она сочла нужным добавить с большим нажимом:

– Сейчас, Уоррик!

Паника, естественно. Действительно, мужчины иногда так беспомощны…

48

– И зачем так кричать, когда все уже позади? – пожелала узнать Милдред, передавая ребенка в руки Ровены. – Ты молодец, моя милая. Он просто ангел, самый…

– Он? Должна быть, она, – воскликнула Ровена, но не смогла сдержать улыбку, узрев свое златовласое дитя.

Милдред довольно рассмеялась:

– Ты больше не можешь отказывать ему. Посмотри, сколько месяцев ты заставляешь мужчину страдать. Мне его жалко.

– И ты тоже, – вздохнула Ровена. – Ты была единственной, кто не надоедал мне уговорами на эту тему.

– Только потому, что я знала, ты заупрямишься еще больше. А у тебя нет никаких причин для упрямства. Ты уже должна понять, что он любит тебя. Но ты заставила его ждать до последней минуты, чтобы жениться на тебе!

– Ждать? – изумилась Ровена. – Он привел мне повивальную бабку, он привел мне священника! И они не отступили, пока я не сказала «да». Это был шантаж. Это было…

– Простое упрямство с твоей стороны. Ты знала, что выйдешь за него. Просто хотела заставить страдать его до конца.

Ровена уговорила себя промолчать. Спорить с Милдред на эту тему бессмысленно.

Конечно, она была упряма. Этот человек хотел умереть ради нее. Никакое ее недовольство не могло поспорить с таким фактом.

– Где мой муж?

– Ждет снаружи. Он еще не видел сына. Я покажу ему, можно, Ровена?