Для религиозного взгляда на мир (как, впрочем, нередко и для нерелигиозного) свойственно так называемое мифологическое объяснение наблюдаемого, то есть построение некой мифологической модели. Сразу оговоримся, что слово «миф» употребляется здесь не в уничижительном, а в научном смысле. Миф — это не ложь и не выдумка, а, по удачному определению Дж. Маккензи, «философия древних», за которой стоит определенная идея. Именно эта идея является главным в мифе. Что же касается ею, внешней оболочки — рассказа, — то это лишь чаще всего доступное и достаточно занимательное
Однако подобно тому, как на смену старым научным моделям приходят новые, более соответствующие накопленному опыту, так и мифологическое построение рано или поздно сталкивается с растущими знаниями, вступая с ними в противоречие. При этом, поскольку новое знание не может быть отброшено, должен быть оставлен старый миф. Это нередко приводит к серьезным кризисам в религиозном сознании людей, возникающим из необходимости увязать религиозные взгляды, содержащие привычные мифы,
Приведем простой пример. Конец XIX — начало XX в. для многих верующих людей было временем кризиса, вызванного явным несовпадением библейского рассказа о сотворении мира за 6 дней и человека из «праха земного» с данными геологии, палеонтологии и антропологии. Вместо б дней — 2 миллиарда лет «физической, химической и биологической эволюции, а вместо «праха земного» — явное родство человека со всеми животными вообще и человекообразными обезьянами в особенности. Какие только не предлагались хитроумные способы для того, чтобы отстоять буквальное значение первых двух глав Библии. Нечто подобное было во времена Галилея и Коперника, когда признать, что земля — шар и что в центре Вселенной (как ее представляли тогда) находимся не мы, а солнце, для очень многих равносильно вероотступничеству.
Даже такой радикально настроенный человек, как Лютер, считал, что полагать, будто бы не солнце движется вокруг земли, а наоборот — «глупо и нечестиво», поскольку в Книге Иисуса Навина было приказано остановиться именно солнцу, а не земле (Ис. Нав. 10, 12—13).
Сейчас, спустя почти сто лет, для большинства христиан стало совершенно очевидным и понятным, что Библия — не научный трактат и что невозможно представить, чтобы Бог открывал людям, жившим за 2000 лет до н. э. тонкости современной научной картины мира. Бог открывал людям великие истины на том языке, который был им понятен. И эти истины нисколько не потеряли свое значение для нас, хотя мы и располагаем бесчисленными данными многих наук, проливающих свет на эволюцию Вселенной и нашей Земли. Эти истины состоят в том, что Бог — единственный Творец мира, что Он сотворил мир из ничего, что мир создан для человека и что человек, будучи по своему телу связан с этим миром, несет в себе Божию искру, выделяющую его из всей Вселенной как совершенно уникальное творение Божие — Его образ и подобие.
Таким образом, рассказ о сотворении мира и человека не утратил для нас ни своей значимости, ни своего обаяния. Тайна о Боге и Его творении, стоящая за рассказом, стала для нас, узнавших о подлинных масштабах Вселенной и о природных процессах, совершающихся в ней, еще более величественной, подобно тому как знание анатомии и физиологии человека не перечеркивает ни красоты человеческого, тела, ни наших любимых лирических произведений.
Эти «процессы вытеснения сказочного аспекта мифа научным знанием и переосмысления старых мифов шли на протяжении всей истории и продолжают идти сейчас. Одновременно с разрушением старых мифов (не обязательно из Священного Писания) шло создание новых, подчас не менее наивных, но всегда куда менее плодотворных — преувеличенная вера в могущество науки, в гениальность какого–либо вождя, который все знает и все сделает наилучшим образом, и т. п. При замене мифа не другим мифом, а научным знанием, человечество, как правило, выигрывало. Создание громоотводов вместо мифа о колеснице пророка Илии, производящей громы и молнии, было делом явно прогрессивным. Причем библейский образ великого пророка нисколько от этого не пострадал.