Побежала коза в огород

— Ты жестокая! — горестно проговорила я, обнимая напуганного сына.

— Вот-вот, — неодобрительно проговорила подруга, — еще сына сделай истериком. Так завыла, что я до сих пор не могу прийти в себя. Вот посмотри, как руки дрожат. Да не виновата ты в его смерти! — Она опять почти кричала. — Ему все об этом говорили. Ну, чтобы он нашел себе дело поспокойнее. Так он ведь еще и Ахмету пытался угрожать. Мол, пусть хоть на километр к его базе приблизится, плохо будет. Якобы Женя тогда отправит в милицию некий конверт, после чего Ахмету останется либо удавиться, либо бежать отсюда за тридевять земель.

— Я ничего ни о каком конверте не слышала.

Шурик удивленно уставилась на меня:

— Так что, ты хочешь сказать, никакого конверта не было?

— Наверное, он нечаянно в точку попал, — протянула я, опять укладываясь на ковре и глядя в потолок. Хотя мне в этот момент стало так тоскливо, что хотелось забиться куда-нибудь и никого не видеть и не слышать.

Но Шурик, моя подруга вот уже одиннадцать лет, казалось, ничего не замечала. Ей бы меня пожалеть, обнять, вместе со мной поплакать, а она продолжала рассуждать, потому что Мурашов заразил ее своими расследованиями и она забыла, что Савелий — такой же мужчина, как и все остальные, и не напрасно она боялась прежде и думать о каком-то там замужестве.

— Согласись, Женя всегда был чуточку ребенок. Он думал, что на того, с кем играешь в игры, достаточно лишь замахнуться, как он тут же испугается…

— Он и в самом деле думал почти так. Мол, шантажировать людей, погрязших в криминале, очень просто. Только намекни, будто знаешь о нем кое-что, он и поверит. А в последнее время этот Ахмет на него стал наезжать. Вот он и придумал.

— Ничего нелепей не слышала!.. — На этот раз Шурик заметила мой отстраненный взгляд, потому что тут же переключила мое внимание на проблемы сиюминутные. — Смотри, сынуля уже засыпает.

Я подхватила Тошку на руки и понесла в ванную.

— Положила бы так, не умывая, — прошипела мне вслед Шурик. — Чего ребенка будить.

Я послушалась ее, ибо в последнее время становилась какой-то внушаемой, что ли. То есть принимала советы близких людей, почти не задумываясь, если интуиция не подсказывала мне, что делать этого не стоит.

Отнесла в постель сына, только осторожно переодев в пижамку. Он не проснулся, а от воды сразу бы глазами захлопал и вертелся вокруг нас до полуночи…

— Ну что, успокоилась?

Шурик почему-то считает, что если человек на грани нервного срыва, то его надо не жалеть — от этого он расстроится еще больше, — а быть с ним спокойным и бесстрастным. Возможно, чуточку суровым.

— Чего тебе? — тем же тоном спросила я.

— Вот, теперь я вижу, ты прежняя Ленка, которую я люблю, а то вздумала кваситься! На что способен человек в таком состоянии? А ни на что!

— Издалека заходите, Александра Константиновна!

— Ты у нас местных газет не читаешь? То-то же, а следует, между прочим, быть в курсе местных сплетен.

Она торжественно вынула из сумки небольшую газетенку, в которой я сразу признала нашу городскую сплетницу «По секрету». Статья была на весь лист. С множеством восклицательных знаков. И называлась претенциозно: «Как „Мисс Очарование“ превратилась в „Мисс Разочарование“».

«Бывшая, четвертая по счету, жена известного бизнесмена Юрия Забалуева подала на экс-супруга в суд!..» — так начиналась статья самого скандального журналиста края Григория Вершкова.

— Ну и что в этом странного? — Я подняла глаза на свою подругу.

— Догадайся с трех раз!.. Ты посмотри, и ведь вроде не тупая. Бывшая жена, понимаешь! Он свободен!

С тех пор как Шурик узнала мою «страшную» тайну, она все время старалась держать руку на пульсе. То есть быть в курсе всех событий, которые так или иначе касались Забалуева.

И разговоры о нем с некоторых пор приняли определенное направление.

— А что, между прочим, один из немногих настоящих мужиков. И себя не даст в обиду, и семью не позволит разорить… Ладно, не сверкай очами, это я так… На самом деле каждой женщине хочется чувствовать себя защищенной, но многим ли это удается? Немногим. Настоящих мужиков мало, и на всех не хватает. А принцы… Кому они нужны!

— Шурик, отстань от меня!

— Вот еще, отстань… Насколько я поняла, Юрий Иннокентьевич к тебе неровно дышит.

— А я к нему?

— А ты — не знаю, — наконец смутилась Шурик. — Догадываюсь, конечно, что это у вас взаимно.

— Не говори глупости!

На самом деле я не хотела обсуждать эту тему. Как я отношусь к кому бы то ни было из мужчин, сейчас не имеет значения. Увы, я не могу в этом вопросе думать только о себе. А может, как раз о себе я и думаю.

Кое-кто из молодых женщин на моем месте, возможно, не стал бы особо терзаться муками совести. Вон оно, счастье, само идет в руки. Но я знала хорошо, что счастье не бывает обособленным, оно не может существовать в изоляции, как некий отдельно взятый случай, ему обязательно нужна среда. Та, в которой ты живешь.

И как бы ни были мы грешны в тех или иных своих поступках, есть в обществе мораль, которая суть нас самих, наших взглядов на мир. И одна из составляющих этой морали — уважение к усопшим.