Побеждённые (Часть 1)

- Ты экзальтированная, Ася, а я слышала, что именно экзальтированные девушки всего чаще оказываются с рыбьей кровью. Вот ты и есть такая. Ты способна будешь до седых волос прождать своего принца, а мне вот кажется, что наши рыцари заставляют себя ждать слишком долго. Никто еще не влюбился в меня ни разу, кроме этого меланхоличного барона Штейнгеля. Помнишь, как он мучил нас всех нескончаемыми философскими разговорами? Мама только теперь открылась, что он просил у нее моей руки и уехал за границу только после того, как она ему отказала. Ведь мне тогда было только шестнадцать, а ему - тридцать пять. Разве это мужчина? Наши рыцари придут, когда и мы будем старухами или сорокалетними старыми девами. Это будет чуть-чуть смешно. Нет ничего трагичней слов "слишком поздно"!

Ася вздохнула:

- Если ты будешь возмущаться и колебаться, Леля, боюсь, твой царевич вовсе не придет! В последнее время ты стала как будто другая.

- Сергей Петрович полагает, что я такая же девочка, какой, была четыре года тому назад; он не желает понять, что мне уже теперь хочется другого...

- Чего же?

- Общества моих ровесников, с которыми можно поострить, подурачиться, пококетничать, а его отеческий тон мне скучен. Я хорошенькая, и это стало меня тревожить. Я хочу, чтобы за мной ухаживали, хочу нравиться - вот что! У тебя есть твоя музыка, а меня ничто особенно не занимает. Почему ты смотришь исподлобья? Обиделась?

- Потому, что ты весь наш мирок развенчать хочешь! Наши мамы были так дружны, их даже называли inseparables*, я думала, и мы тоже, а ты теперь как чужая...

- Ты хорошо знаешь, Ася, что все запрещенное меня всегда особо привлекало; в детстве - недозволенные книги, потом - фокстрот, а теперь новая, незнакомая мне среда. Ты вот говоришь: "Не мельчай", а я скажу тебе, что мы словно под стеклянным колпаком. Надо выйти из-под опеки старших. Они стараются отдалить нас от действительности и современного общества, а нам надо взглянуть в лицо жизни и найти свое место в ней. Только как это сделать, я и сама не знаю. Отовсюду гонят. Служба могла бы мне помочь сориентироваться, а без нее... Ася, помнишь, синие viola odorata**, которых так много всегда в дедушкином могильном склепе на Новодевичьем? Предок этого цветка - дикая лесная фиалка - растет повсюду, ну а эта культура уже так облагорожена, что она стала махровой, и синева особенная, но зато она требует особого ухода и непременно погибнет в среде, где отлично уживались ее предки. Вот ты такая viola, Ася.

- Сама-то ты разве не такой же оранжерейный цветок? Я слышала, что род твоего папы древнее рода Бологовских.

- Конечно, я тоже махровая и тепличная, только я не фиалка, я скорее гвоздика; страшно люблю ее пряный, немного эксцентричный запах. Но я переделаюсь, стану опять дичком, я акклиматизируюсь! - и она усмехнулась, довольная найденным выражением.

* Неразлучными (франц.)

** Восхитительные фиалки (итал.)

Глава четвертая

Синьора: ваш конец - на плахе!

Д. Ориас (Эллиа).

В это время Сергей Петрович сидел на низеньком диване, положив ногу на ногу, и курил. Посередине комнаты перед трюмо стояла дама, поправляя на себе тонкие пожелтевшие кружева. На вид ей было лет 30 с небольшим, но в черных, стриженых и завитых локонами волосах уже мелькали серебряные нити. Она была высокого роста и хорошо сложена, несмотря на некоторую полноту. Большие меланхоличные зеленовато-серые глаза, похожие на глаза русалки.

Комната имела несколько запущенный вид: среди стен, увешанных старинными француз-скими гравюрами, - афиши; посреди ваз и запылившихся портретов - недоеденный завтрак, утюги куча недоглаженного белья на изящном столике с инкрустацией. Облупившийся потолок и отсыревшие обои придавали комнате оттенок обветшалости, но старинные вещи согревали ее своим неповторимым обаянием, а множество нот и переписанных от руки партий, томик "Нивы" и ваза с засушенным вереском вносили живую струю в это заброшенное под рукой нужды и горя жилье.

- Я не задержу тебя. Через минуту буду готова, - сказала дама.

- Я не тороплю тебя, Нина, - Сергей Петрович взялся за газету. - Что же, решила ты, наконец, что будешь петь? - спросил он через минуту.

- Ах, не знаю! Что вздумается! Арию из "Царской невесты", а может быть, колыбельную из "Мазепы". Гречаниновскую "Осень" и его "Спи-усни".

- Две колыбельные в одном концерте - не много ли? - спросил Сергей Петрович. - У тебя положительно страсть к ним.

- Да, я это знаю. Уж ты-то должен понять почему. Неужели этого никогда-никогда не будет? - прибавила она.

- Ну, сейчас не время говорить об этом, - ответил с досадой Сергей Петрович.

- Ты хмуришься? Ты эгоист, как и все мужчины.

- Ну и что же? - спросил он нетерпеливо.

- Неужели его никогда не будет?!