Побеждённые (Часть 1)

Клены... уже красные сентябрьские клены, могилка щенка в траве, ветер гонит свинцовые тучи, а испуганного мальчика обступили люди с револьверами и дубинами... Агония помещичьей жизни...

"Нет, они все-таки не совсем чужие и дороги мне!" - думал Олег, глядя на них обоих.

Утром, заряжая вновь револьвер, он говорил самому себе: "До следующего звонка!"

Глава одиннадцатая

Какую власть имеет человек,

Который даже нежности не просит.

А. Ахматова.

Через два дня в семь утра, в кухне, как обычно в этот час, столпились почти все обитатели квартиры, собираясь на работу: кто мылся у крана, кто грел себе спешно завтрак. Какая-то угрюмая торопливость лежала на всех людях; перебрасывались короткими, деловыми фразами. Олег, вопреки обыкновению, вышел позже других. Он вообще не выносил общей суеты, поднимавшейся по утрам в кухне, и умывания на виду у всех, когда один торопит другого. Он предпочитал вставать на час раньше, чтобы мыться свободно, а потом уходил к себе. Сравнивая коммунальную квартиру с лагерем, он приходил к заключению, что по санитарным условиям она немногим лучше.

В этот день он вышел, когда кухня была полна народа, и спросил, обращаясь ко всем вместе:

- Кто мне скажет, что должен делать советский служащий, если идти на работу он не в состоянии?

Все повернулись к нему.

- Что с вами? - спросила Нина, ожидавшая с полотенцем своей очереди у крана.

- Никак заболел? - спросила дворничиха.

А Вячеслав ответил за всех:

- Если советский служащий заболел, он обеспечивается бесплатной медицинской помощью на дому и ему выписывают бюллетень, который он предъявляет на своей работе. По этому бюллетеню он получит позднее свою зарплату за дни болезни. Можно подумать, это вам неизвестно!

- Нет, неизвестно. Я знаю, что у нас в лагере болеть нельзя было, можно было только замертво свалиться к ногам конвойного; тогда вас уносили в лазарет и там всевозможными уколами в два - три дня наспех восстанавливали вашу трудоспособность и снова гнали вас на работу. Вот это мне хорошо известно.

- И вы поставили себе задачей рассказывать об этом? - спросил Вячеслав опасным тоном.

- К случаю пришлось, - ответил Олег, и взгляды их опять скрестились.

Нина за спиною Вячеслава отчаянно махала Олегу руками, призывая к осторожности, но он как будто не замечал ее сигналов.

- А где же я достану этого доброго гения, который выпишет мне бюллетень? - насмешливо спросил он.

- Из районной амбулатории, - в каком-то даже восторге торжественно возвестил Вячеслав. - Вы сейчас спросите, где она, - тут, недалеко; мне идти мимо, так я могу сделать вызов, а вы, коли больны, не выходите.

Олег с удивлением взглянул на него и хотел ответить, но Мика, стоявший на пороге с ранцем, перебил его:

- Мне тоже по дороге, давайте я сбегаю.

Олег потянул его за рукав:

- Сбегай, Мика. Только не забудь, что я Казаринов, тихо прибавил он.

- Не бойтесь, не забуду, - и Мика съехал по перилам лестницы вниз.

Олег ушел к себе, а за ним по пятам пошла Нина.

- Какая вас муха укусила? Зачем вы так говорите с ним! Вы его словно дразните. Или вы хотите, чтобы он окончательно убедился в вашей ненависти к существующему строю? Смотрите; если он сообщит об этом кому следует, вас опять сцапают и тогда уже до всего дознаются.

- Он и так знает обо мне достаточно, чтобы донести, однако пока не доносит, - ответил Олег. - Знает, что я держу оружие, подозревает, что я офицер и ваш родственник, а не пролетарий, вопреки анкетным данным. Почему не сообщает - не знаю. Притворяться перед ним я, кажется, больше не в состоянии.

- Смотрите! - серьезно сказала Нина и спросила: - А что с вами?

- Лихорадит сильно и бок болит: я, наверное, простудился.

- Немудрено, что простудились, когда по такому морозу ходите в одной шинели. Я эту вашу шинель видеть не могу: от нее за полверсты веет белогвардейщиной. Ложитесь скорее, вы дрожите. Досадно, что комнаты не топлены. - И она ушла.

Олег был несколько шокирован, когда к нему вместо невольно воображаемого им традиционного седого профессора явилась молодая, разбитная еврейка. Однако она оказалась достаточно внимательной и бюллетень выписала. Успокоившись на этот счет, он лежал, тщетно стараясь согреться, когда к нему заглянула дворничиха.

- Вот я тебе чайку принесла и кусок пирожка горячего, сейчас из печки. Кушай на здоровье. Ишь, руки-то у тебя холодные, зябнешь, поди. Истопить мне, что ли, тебе печку? У Нины Александровны ни полена дров, придет с работы, пошлет еще Мику за вязанкой на базар, да еще с полчаса поругаются, не раньше вечера истопят; так и пролежишь в холоде, а я мигом.

- Какая вы добрая женщина, Анна Тимофеевна, спасибо вам!

- Чего там спасибо! Да давай прикрою тебя ватником - ишь, ведь трясется весь.

- Анна Тимофеевна, у вас есть иголка?

- Как же не быть иголке-то, а на что тебе?

- На мне все рвется, хочу попытаться зашить.

- Нешто сумеешь? Я тебе ужо вечером поштопаю, а теперь спи. - И, затопив печку, она ушла.

Нина пришла действительно поздно, как всегда усталая, и между ней и Микой началась тотчас обычная "война".

- Накрой на стол и сбегай за хлебом, Мика!

- Погоди, потом.