А вот теперь самое время встать, отойти к окну и полюбоваться погодой. Бушующей на улице метелью.
Монаху будет очень приятно добираться до аббатства! Он ведь не настолько нагл, чтобы рассчитывать на гостеприимство?
И, уже спиной к визитеру, лорд добавил:
— Я вас больше не задерживаю.
— Я был бы рад принять ваше радушное приглашение, но должен срочно вернуться в монастырь, — словно не слыша последней реплики, безупречно вежливо поклонился монах и вышел.
И ведь даже не прикажешь спустить зарвавшегося негодяя с лестницы! Желательно, полуголым. И вышвырнуть за ворота без лошади. Так его путь до монастыря станет еще веселее! А уж если вдогонку еще и собак спустить…
Юноша в ярости швырнул стоявшим на столе мидантийским графином в стену нового кабинета. Пользоваться отцовским новый лорд Таррент не смог — пришлось отделывать этот.
И теперь Леон оцепенело уставился на винное пятно, изуродовавшее старинный гобелен с медвежьей охотой. Кроваво-красное пятно. Почему-то на груди одной из дам на заднем плане — безоружной всадницы…
Нет, впредь лорд Таррент станет пить только белое вино! От него не остается столь мерзких пятен! Не менять же кабинеты после каждого неприятного визитера…
По дороге юноша успел пожалеть о слишком поспешном решении. Причем дождь и мокрый снег вкупе с пронизывающим ветром сыграли в этом не последнюю роль.
Леону мерещится опасность, как сказала бы любимая…
И уже не проходящая боль сжала сердце. Полина…
Нет, лучше уж думать о матушке — не к ночи будь помянута!
Карлотта отрезана от всех событий и новостей. Заперта в старой, сырой обители, где не живут, а гниют заживо. «Сестре Валентине» не может быть известно ничего!
Думать так в высшей степени разумно… Но против воли вспоминается, как в детстве она всегда знала, что и когда ее сын натворил. Даже если сам Леон был полностью уверен: ни одна живая душа его за этим не видела.
Неважно. Мама всё равно узнает. Узнает всё!
Карлотта Таррент — в монастыре. Ее бывший титул принадлежит теперь другой женщине — куда более его достойной. И леонардиты «сестре Валентине» — не союзники, а тюремщики!
Леон давно вырос. Пора избавиться от старого, никак не проходящего — и совершенно беспричинного! — страха!
Ветер крепчает, расстояние в пятнадцать миль кажется втрое длиннее.
И в сотый раз жаль, что не взял карету! Верхом хорошо скакать лишь в теплую погоду. Да и положение обязывает…
Это Ирия могла носиться сломя голову — хоть зимой, хоть летом. Никакой эскорт за ней не поспевал! Ну и доскакалась до репутации вздорной, неуправляемой девицы. Женихи бегут при одном упоминании!
Да с чего Леон вообще взял, что матери что-то известно? Из каких источников? Домовые нашептали? Или… Ирия?
Нет. Знай сестрица правду — бросила бы брату в лицо. Или тем, кто увозил. Умом и сдержанностью средненькая никогда не отличалась.
С Эйдой молодой лорд тоже не откровенничал. Он даже провожать ее не вышел. Доверил Полине — и правильно сделал.
А как еще поступают с сумасшедшими? Эйда и без того — второй год как не в себе. Но эта ее последняя бредовая фантазия…
Если еще фантазия!
А вот если глупая сестрица не сочинила то, что у нее хватило наглости и безумия произнести! Если хоть на миг предположить…
Тогда она — не сумасшедшая, а подлая предательница родного брата и главы семьи. И тогда подобную дрянь следовало убить!
Так что всего лишь отправить ее молиться Творцу в не самый плохой монастырь Эвитана — это еще верх милосердия. Другой бы на месте Леона…
Нет уж — сестер, кроме Иден и Кати, у него больше нет. И слава Творцу!
Знай Эйда об Ирии — тоже обвинила бы брата в открытую. Покрывшая позором имя семьи курица — еще глупее этой истерички!
Да и с матерью Эйда никогда не была дружна. Точнее — мать с ней. Карлотта Таррент всегда сама выбирала, кого из детей приблизить…
Ну, конечно же! Как Леон сразу не догадался? Мать ничего не знает о подробностях смерти отца. Ну, кроме того, что известно всем. А «сестра» означало не Ирию, а Эйду! Карлотта же не сказала «покойной сестры»…
Скорее всего, Эйда заболела. Там же сейчас холод и сырость. Вот мать и хочет уговорить Леона забрать оттуда эту сумасшедшую предательницу…
А «отец» здесь при чём? Как это при чём — мать хочет попросить забрать из аббатства Эйду ради памяти отца!
Червячок сомнения в душе продолжает шевелиться. Но вяло и по-зимнему сонно.
И Леон повеселел. Плотнее закутался в подбитый куньим мехом плащ и пришпорил возмущенно заржавшего коня, вынуждая и эскорт ускорить темп.
Скоро они будут в монастыре! И какого бы очередного поста не придерживались молельщицы — уж лорда своих земель сносно накормить и угостить горячим вином обязаны.
— Итак, матушка, — Леон отодвинул тарелку и кубок, откидываясь на спинку не самого лучшего в подлунном мире кресла, — говорите, у меня мало времени.
Горячая еда и вино вернули хорошее настроение. Теперь побыстрее бы выслушать всё, что собирается сообщить мать! И наконец вернуться назад в замок — где и стены помогают. Потому как свои комнаты Леон теперь заставил слуг протапливать, как следует. А в этом каменном склепе и мыши мерзнут!