— Хорошо, — сказал наконец он. — Надеюсь, будете продолжать в том же духе.
— Надеюсь, и вы тоже.
Разговор зашел в тупик, и молчание тянулось, пока Убальдини наконец не сказал, раздраженно поигрывая вилкой:
— Я арестовал Шуберта. Эрхардт не выразил удивления.
— Ему уже нашли замену.
— Подделывать документы — занятие опасное. — Жизнь сейчас вообще довольно опасная штука. Убальдини надулся.
— Хотите вернуть Шуберта?
На лице Эрхардта ничего не отразилось.
— Какие условия?
— Винтершильд.
— Что?
— Может, я неправильно произношу эту фамилию, — сказал Убальдини и продиктовал ее по буквам.
— Не знаю, о ком вы говорите.
— Вы уверены?
— Совершенно. Убальдини откашлялся.
— Я расскажу вам об этом человеке. Должен сразу предупредить, его разыскивает итальянское правительство в связи с военными преступлениями заодно с человеком по фамилии Бремиг, о котором мы почти ничего не знаем — собственно говоря, может, его и нет в живых. Но Винтершильд определенно жив. Накануне мы преследовали его до Специи, но он ловко скрылся от нас с помощью двоих немцев, одного из которых переправили на борт «Фернандо По».
Выражение лица Эрхардта нисколько не изменилось, хотя он быстро понял, о ком речь.
— Затем мы получили сведения, что он отправился на юг. Его легко узнать, мой дорогой Эрхардт. Говорю это вам на тот случай, если он представился другой фамилией. У него непрерывно помигивает правый глаз.
Эрхардт задумался.
— Нет, — в конце концов сказал он, сосредоточенно морща лоб. — Такого человека не знаю.
— Уверены? — негромко спросил Убальдини. — Должен с прискорбием предупредить: если выясню, что знаете этого человека и в сущности покрываете его, то всей силой обрушусь на вашу организацию. Вас всех арестуют и посадят в тюрьму.
Эрхардт был уязвлен.
— Я не думал, что в моих словах можно усомниться.
— В таком случае позвольте сказать, у вас очень слабое воображение, — ответил полковник. — Обещаю, что если выдадите нам этого Винтершильда, получите обратно Шуберта и, возможно, даже еще несколько менее конкретных одолжений. Все будет зависеть от моего расположения духа. С другой стороны, если узнаю, что как-то помогли этому человеку, то сокрушу организацию, которую вы так умело и старательно создавали. Решайте сами. Эрхардт не стал раздумывать.
— Я уже дал вам ответ. И хочу предупредить, что, если попытаетесь уничтожить мою организацию, мы будем сопротивляться аресту.
— Как? — рассмеялся Убальдини.
— Оружие, которое мы давали напрокат кинокомпаниям, не бутафорское, — ответил Эрхардт с холодной угрозой, — и мы организованы гораздо лучше, чем вы.
— Лучше, чем американцы? Чем англичане?
— Да.
Убальдини затрясся от смеха и хлопнул Эрхардта по спине.
— Совершенно согласен с вами, — сказал Эрхардт, — однако на нашей стороне легкое численное преимущество над удачливыми бандитами в Абруцци.
— Несомненно.
— Мы не станем колебаться, — спокойно произнес Эрхардт.
Убальдини расплылся в улыбке.
— Мой дорогой, восхитительный Эрхардт, мы оба достаточно умны, чтобы не сражаться ничем, кроме мозгов. Встреча была в высшей степени очаровательной. Я четко изложил свою позицию, а вы выдвинули контругрозу, от которой у меня поджилки затряслись. Настолько серьезную, что я даже могу сократить вам поставку бензина. Теперь у меня другое свидание. С восхитительной маленькой женщиной, которая в полной мере оценивает силу полиции.
Давайте вскоре встретимся еще раз. A bient^ot[63], герр Верли. Возвратясь в свой кабинет, Эрхардт сел за стол и торопливо обратился к своему заместителю.
— Фромм, нужно действовать быстро. Знаешь Гансена, нового?
— Да.
— У него есть какое-то прошлое, какая-то история, называй как угодно — во всяком случае, его ищет итальянская полиция. За освобождение Шуберта они требуют, чтобы мы выдали его.
— В таком случае, — ответил Фромм, — нужно соглашаться. Мы не можем позволить себе укрывать кого-то по сентиментальным причинам. Наше положение очень ненадежно.
— Нет, — сказал Эрхардт, — этот человек был офицером. Об этом свидетельствует вся его манера держаться, и если его теперь обвиняют в военных преступлениях, это лишь означает, что он был хорошим офицером. Я отказываюсь выдавать людей сомнительному правосудию только потому, что они прекрасно выполняли свой зачастую мучительный долг. Нет.
И ненадолго задумался.
— Послушай, — заговорил он снова, — сними Редлиха с того самолета в пятницу. Отправим Гансена вместо него.
— Но Гансен не техник! — запротестовал Фромм.
— Ничего, мы пока что выполняли наш договор безупречно, им придется принять это единственное исключение. Гансена надо отправить из этой страны. Итальянцы, увидя, что мы говорим правду, отпустят Шуберта и так.
Фромм, я завтра поеду лично и привезу его обратно, чтобы можно было посадить его в самолет послезавтра утром.
Голубоглазый скривил гримасу.
— И вот что, Фромм, — сказал Эрхардт, больше всего ненавидевший безмолвное осуждение, — на тот случай, если произойдет самое неприятное, нужно быть готовыми действовать незамедлительно. Наши планы тебе известны. Твоя обязанность — позаботиться, чтобы все было наготове. Ясно?
10