Побежденный. Рассказы

— Хорошо, — сказал наконец он. — Надеюсь, будете продолжать в том же духе.

— Надеюсь, и вы тоже.

Разговор зашел в тупик, и молчание тянулось, пока Убальдини наконец не сказал, раздраженно поигрывая вилкой:

— Я арестовал Шуберта. Эрхардт не выразил удивления.

— Ему уже нашли замену.

— Подделывать документы — занятие опасное. — Жизнь сейчас вообще довольно опасная штука. Убальдини надулся.

— Хотите вернуть Шуберта?

На лице Эрхардта ничего не отразилось.

— Какие условия?

— Винтершильд.

— Что?

— Может, я неправильно произношу эту фамилию, — сказал Убальдини и продиктовал ее по буквам.

— Не знаю, о ком вы говорите.

— Вы уверены?

— Совершенно. Убальдини откашлялся.

— Я расскажу вам об этом человеке. Должен сразу предупредить, его разыскивает итальянское правительство в связи с военными преступлениями заодно с человеком по фамилии Бремиг, о котором мы почти ничего не знаем — собственно говоря, может, его и нет в живых. Но Винтершильд определенно жив. Накануне мы преследовали его до Специи, но он ловко скрылся от нас с помощью двоих немцев, одного из которых переправили на борт «Фернандо По».

Выражение лица Эрхардта нисколько не изменилось, хотя он быстро понял, о ком речь.

— Затем мы получили сведения, что он отправился на юг. Его легко узнать, мой дорогой Эрхардт. Говорю это вам на тот случай, если он представился другой фамилией. У него непрерывно помигивает правый глаз.

Эрхардт задумался.

— Нет, — в конце концов сказал он, сосредоточенно морща лоб. — Такого человека не знаю.

— Уверены? — негромко спросил Убальдини. — Должен с прискорбием предупредить: если выясню, что знаете этого человека и в сущности покрываете его, то всей силой обрушусь на вашу организацию. Вас всех арестуют и посадят в тюрьму.

Эрхардт был уязвлен.

— Я не думал, что в моих словах можно усомниться.

— В таком случае позвольте сказать, у вас очень слабое воображение, — ответил полковник. — Обещаю, что если выдадите нам этого Винтершильда, получите обратно Шуберта и, возможно, даже еще несколько менее конкретных одолжений. Все будет зависеть от моего расположения духа. С другой стороны, если узнаю, что как-то помогли этому человеку, то сокрушу организацию, которую вы так умело и старательно создавали. Решайте сами. Эрхардт не стал раздумывать.

— Я уже дал вам ответ. И хочу предупредить, что, если попытаетесь уничтожить мою организацию, мы будем сопротивляться аресту.

— Как? — рассмеялся Убальдини.

— Оружие, которое мы давали напрокат кинокомпаниям, не бутафорское, — ответил Эрхардт с холодной угрозой, — и мы организованы гораздо лучше, чем вы.

— Лучше, чем американцы? Чем англичане?

— Да.

Убальдини затрясся от смеха и хлопнул Эрхардта по спине.

— Совершенно согласен с вами, — сказал Эрхардт, — однако на нашей стороне легкое численное преимущество над удачливыми бандитами в Абруцци.

— Несомненно.

— Мы не станем колебаться, — спокойно произнес Эрхардт.

Убальдини расплылся в улыбке.

— Мой дорогой, восхитительный Эрхардт, мы оба достаточно умны, чтобы не сражаться ничем, кроме мозгов. Встреча была в высшей степени очаровательной. Я четко изложил свою позицию, а вы выдвинули контругрозу, от которой у меня поджилки затряслись. Настолько серьезную, что я даже могу сократить вам поставку бензина. Теперь у меня другое свидание. С восхитительной маленькой женщиной, которая в полной мере оценивает силу полиции.

Давайте вскоре встретимся еще раз. A bient^ot[63], герр Верли. Возвратясь в свой кабинет, Эрхардт сел за стол и торопливо обратился к своему заместителю.

— Фромм, нужно действовать быстро. Знаешь Гансена, нового?

— Да.

— У него есть какое-то прошлое, какая-то история, называй как угодно — во всяком случае, его ищет итальянская полиция. За освобождение Шуберта они требуют, чтобы мы выдали его.

— В таком случае, — ответил Фромм, — нужно соглашаться. Мы не можем позволить себе укрывать кого-то по сентиментальным причинам. Наше положение очень ненадежно.

— Нет, — сказал Эрхардт, — этот человек был офицером. Об этом свидетельствует вся его манера держаться, и если его теперь обвиняют в военных преступлениях, это лишь означает, что он был хорошим офицером. Я отказываюсь выдавать людей сомнительному правосудию только потому, что они прекрасно выполняли свой зачастую мучительный долг. Нет.

И ненадолго задумался.

— Послушай, — заговорил он снова, — сними Редлиха с того самолета в пятницу. Отправим Гансена вместо него.

— Но Гансен не техник! — запротестовал Фромм.

— Ничего, мы пока что выполняли наш договор безупречно, им придется принять это единственное исключение. Гансена надо отправить из этой страны. Итальянцы, увидя, что мы говорим правду, отпустят Шуберта и так.

Фромм, я завтра поеду лично и привезу его обратно, чтобы можно было посадить его в самолет послезавтра утром.

Голубоглазый скривил гримасу.

— И вот что, Фромм, — сказал Эрхардт, больше всего ненавидевший безмолвное осуждение, — на тот случай, если произойдет самое неприятное, нужно быть готовыми действовать незамедлительно. Наши планы тебе известны. Твоя обязанность — позаботиться, чтобы все было наготове. Ясно?

10