— И установите контакт с гражданскими беженцами! — прокричал Валь ди Сарат.
— Непременно! — ответил граф.
Ганс услышал эти наглые голоса и прекратил отступление. Неторопливо вернулся на дорогу, бледный и неимоверно оскорбленный.
— Где майор? — спросил Бремиг.
— Гляньте туда! — выдохнул один из солдат.
Валь ди Сарат повернулся, увидел Ганса по другую сторону дороги, и на лице его появилась улыбка.
— Отходите! — крикнул он своим людям. Те нехотя повиновались.
Ганс навел пистолет на Валь ди Сарата, выстрелил и промахнулся.
Валь ди Сарат громко засмеялся.
— Стало быть, у вашего превосходительства романтические представления о поединке? Прекрасно, итальянский солдат не оплошает, когда нужно преподать урок союзнику.
С этими словами он выхватил револьвер и сбил пулей у Ганса с головы фуражку.
— Ваша очередь! — засмеялся Валь ди Сарат.
Ганс выстрелил опять, но глаза ему слепили слезы. Он промахнулся.
— Поднимите фуражку, — сказал Валь ди Сарат. — Протокол требует, чтобы солдат был одет но форме.
Ганс неуклюже нагнулся за фуражкой. Едва надел ее, Валь ди Сарат сбил ее снова. Ганс в ярости расстрелял все патроны в силуэт перед ним, потом сказал:
— Скотина, убей меня.
— Нет, — ответил Валь ди Сарат, поблескивая глазами. — Но мне хотелось бы сохранить вашу фуражку как сувенир.
Смертельно оскорбленный Ганс нагнулся за фуражкой, но пуля выбила ее из руки.
— Сделайте еще попытку, может, на сей раз вам больше повезет, — сказал Валь ди Сарат.
Будучи не в силах снести это унижение, Ганс повернулся и бросился на землю, без слов, без мыслей.
Когда первый немецкий броневик свернул на длинный отрезок дороги, ведущий к деревне, Валь ди Сарат перебежал через дорогу, схватил фуражку и скрылся в долине. В относительной безопасности леса осмотрел свой трофей и увидел внутри надпись: «Ганс Винтершильд, майор».
— Как выглядел их командир? — спросил Старый Плюмаж, лежа на импровизированной постели. Ему очень хотелось узнать, какого человека он победил.
— Он непрестанно мигал правым глазом, — ответил Валь ди Сарат.
Генерал Грутце появился, словно манекен, из башни первого броневика. Остановил колонну взмахом руки в кожаной перчатке, поднял на лоб защитные очки и стал с величайшим вниманием вглядываться в зрелище, казавшееся ему невероятным.
Немецкое воинство с жалким видом поднималось по склону через оливковые рощи. Кто-то помогал идти раненому, кто-то сидел в унылой позе на километровом столбике, из высоко поддернутой штанины вяло свисала босая ступня. Никто не обращал внимания на присутствие генерала. Грутце оглядел поднимавшихся, выискивая офицера. Бремиг вышел на дорогу, когда генерал начал вылезать из башни.
— Капитан! Бремига слегка трясло.
— Капитан, вы командир?
— Не знаю, герр генерал.
— Не знаете?
В обычных условиях Грутце принялся бы разносить подчиненного за столь несолдатский ответ, однако теперь он был обескураживающе спокоен. Это слегка действовало на нервы. Бремиг нарушил молчание.
— Мы понесли потери. Убитыми. Проклятые итальянцы. Грутце слегка кивнул, но взгляд его был обращен в оливковую рощу.
— Винтершильд!
Ганс услышал свою фамилию, но не отозвался.
— Винтершильд!
Это был голос Грутце. Ганс не отозвался снова, но поскольку в голове у него не было мыслей, их заменило воспитание. Он заковылял вверх по склону, с трудом перелезая через груды серых камней. Когда достиг наконец дороги, Грутце отечески улыбнулся ему и откозырял в ответ с четкостью, предназначавшейся только для начальства. Это было невероятно, успокаивающе. Генерал даже вынул небольшую серебряную фляжку и стаканчики, входившие один в другой, словно наперстки.
— Прошу вас, я хочу выпить коньяку со своими офицерами.
Время уходило. Ганс еле сдерживался.
— Вы хотите, чтобы я преследовал партизан? — запинаясь, спросил он.
— Не к спеху, — ответил Грутце.
Это походило на язвительную насмешку, особенно при отряде броневиков с молчащими пушками.
— Если нужно, я отправлюсь один — только прикажите! — неожиданно выкрикнул Ганс.
— Куда? — спросил Грутце.
— В погоню за партизанами.
Неужели это нужно объяснять? Или генерал лишился разума? В армии безопаснее не замечать тонкостей, принимать все за чистую монету и объяснять самоочевидное.
— Наполните стаканчики. Нужно прикончить фляжку. Прозит!
Когда генерал заботится о добром здравии подчиненных, спорить не положено.
— Прозит, герр генерал, — ответил Ганс.
— Прозит, — произнес Бремиг. Солдаты хмурились.
— Коньяк хороший, вы не находите? — спросил Грутце. — Я нахожу немецкий коньяк во всех отношениях равным французскому, а то и получше.
— Я не знаток, — ответил Ганс.
— Во всяком случае и тот и другой лучше итальянской граппы, — заметил Бремиг. Грутце весело рассмеялся и в последний раз наполнил стаканчики, тщательно разлив поровну последние капли.
— За нашу победу! — предложил Ганс, стремясь повернуть разговор в более традиционное русло.
— За нашу победу?
— За нашу победу!
Грутце завинтил фляжку, сложил стаканчики и старательно упрятал все в кожаный футляр.
— Разрешите сказать, герр генерал? — спросил Ганс.
— Конечно.