Новые жильцы не замедлили явиться. Во время утреннего завтрака раздался звонок и затем в передней чей-то грубый бас начал что-то доказывать, все повышая и повышая голос. Неожидан-но, без предварительного стука, дверь гостиной распахнулась и в комнату ввалилась крупная фигура в засаленной гимнастерке, с замотанным вокруг шеи шарфом и взлохмаченной головой.
- Так что я явился с ордером на вашу комнату. Давайте-ка, господа хорошие, ключи, да пошевеливайтесь! Даром, что ли, мы кровь проливали?
Наталья Павловна вышла из-за стола.
- С кем я говорю? - спросила она с достоинством.
- Отставной матрос, потомственный пролетарий Павел Хрычко! - гаркнул хам. - Коли, если желаете увидеть ордер, пожалуй, поглядите, а чинить себе препятствия я не позволю. - Я - инвалид; у меня в боях с Деникиным кисть изувечена, у меня жена и дети. Я жаловаться буду!
- Никто не собирается чинить вам препятствия, - тихо сказала Наталья Павловна, - если у вас ордер, вы вправе переселяться. Ключа от комнаты у меня нет, так как мы жили своей семьей и комнат не запирали, а ключ от квартиры я вам дам. В свою очередь, прошу вас стучаться, прежде чем входить.
- Ишь ты! Я гляжу, спесь-то с вас еще не сбита. И чего смотрят товарищи комиссары? Ну ничего, мы еще разберемся! Ждите!
Вслед за этим началось "великое переселение народов". Неизвестные женщины в валенках и платках перетаскивали домашний скарб - тюфяки, подушки, табуретки, кружки, корыто, пустые бутылки, портреты большевистских вождей... Матерная ругань, детский плач, харканье и плевки служили музыкальным сопровождением этому действу. Едва только водворили вещи, тотчас сели, по-видимому, за стол, так как послышалось нестройное пение и пьяные мужские и бабьи голоса. Наталья Павловна, мадам и Ася поспешили закрыть задвижки из гостиной в переднюю и из спальни в коридор, изолировавшись в своих комнатах, как в осажденной крепости, а выходя в ванную или в кухню, конвоировали друг друга. Чувство беззащитности, покинутости обрушилось на трех женщин. Неожиданно подоспела помощь в лице Валентина Платоновича и Шуры.
- На экстренном заседании решено было произвести мобилизацию на случай, если потребу-ется вмешательство вооруженных сил дружественной державы, - отрапортовал Валентин Платонович, целуя руку Натальи Павловны.
Мадам отважилась выйти в кухню поставить чайник, чтобы напоить гостей, но тотчас прибежала обратно с сенсационным известием: из кухни исчез самый большой медный чайник, а из коридора - круглый стол черного мрамора, стоявший обычно на нем телефон был попросту переставлен на пол. Это вызвало всеобщее возмущение, особенно кипятилась мадам. Одна Ася пыталась заступиться и, перебегая от одного к другому, тщетно восклицала:
- Не надо поднимать шума из-за пустяков! Пожалуйста, не надо! Он такой жалкий, с больной рукой! Вспомните Достоевского - может быть, эта семья вроде семьи Снегирева или Мармеладова!
- Но, Ксения Всеволодовна, согласитесь, что с первого же дня брать без спроса чужие вещи - бесцеремонность исключительная, - воскликнул Шура.
- Которой должен быть положен конец, или эти наглецы, сядут нам на шею! - твердо закончил Валентин Платонович. - Приглашаю вас, Александр Александрович, атаковать вражеские позиции и отбить трофеи!
Краснокутский выпрямился и, отбивая ногами шаг, начал насвистывать марш Преображен-ского полка. Способность Шуры все превращать в шутку всегда раздражала Асю.
- Под этот марш ходили наши герои, а вы его профанируете! воскликнула она с гневом. Через пять минут стол был водворен обратно, а одна из женщин, по-видимому, супруга "потомственного пролетария" явилась объясняться по поводу чайника:
- Так что мы очень просим... Гости, видите ли, у нас - не в чем подать... Уж будьте так любезны, мы новоселье празднуем! А если кого из гостей вырвет в коридоре, так уже вы не беспокойтесь - я завтра весь пол перемою, - лепетала она довольно жалобно.
Это была еще молодая женщина тридцати пяти лет, круглолицая мещаночка, достаточно миловидная. Что-то приниженное и подобострастное было в ее манерах в противоположность наглому тону ее супруга. Предупреждение о рвоте произвело настолько ошеломляющее впечатление, что несколько минут все окаменело молчали. Наталья Павловна опомнилась первая и разрешила оставить чайник на этот вечер, но с тем, что впредь без ее ведома вещей не касались. Женщина проворно убежала.
- Ну и публика! - воскликнул Валентин Платонович.
- Ну и сброд! - подхватил Шура, и опять закипело возмущение.
Дверь в гостиную внезапно распахнулась и на пороге выросла фигура самого "потомствен-ного". Жена, видимо, удерживая его, тянула обратно.
- Вы уж очень зазнались тут! - зарычал он, вырываясь.- Со скандалами являются! Ишь ты! Что же мне с семьей в подвале, что ли, оставаться? За что боролись? Да я, если захочу, упеку вас, офицерье переодетое! Нашли кого пугать! Прошло ваше время!
Наталья Павловна поднялась, дрожа от бессильного негодования, остальные замерли. Один Валентин Платонович не растерялся. Он сделал шаг и толкнул в грудь непрошеного гостя: