– А, доктор, и ты с ними?! – прошипела мать Константина. – Я не посмотрю, что ты ученый – глаза выцарапаю! – И, видимо, в попытке выполнить свою угрозу, она, вытянув руки, пошла на него. Мономах заметил, какие длинные и грязные у нее ногти. Не имея ни малейшего желания позволять ей дотронуться до своего лица, он схватил женщину за руки и удерживал в таком положении. Та яростно выкручивалась. Через несколько минут из комнаты появилась Ульяна с Данилкой на руках. Мальчик выглядел плохо, и Мономах понял, что они пришли вовремя – еще день-два, и ему уже нельзя будет помочь.
– Котька обо всем узнает, и тогда вам несдобровать! – вопила старуха, отчаянно сопротивляясь Мономаху, который боялся ее выпустить. – Я все расскажу моему сыночку, и вы… вы покойники, оба!
– Это мы еще посмотрим! – бросила на ходу Ульяна, и Мономах понял, что эти слова были самыми смелыми, какие она когда-либо позволяла себе в общении со свекровью. Мать, защищающая ребенка, превращается в фурию, и тогда с ней не так-то легко справиться – она будет стоять до конца, если надо, то и до смерти.
Мономах придумал лишь один выход: схватив старуху покрепче, он втолкнул ее в гостиную и тут же захлопнул дверь, не позволяя ей выскочить. Поискав глазами, чем бы подпереть ручку, он заметил лопату, неизвестно почему оказавшуюся в доме и прислоненную к стене. Схватив ее одной рукой, продолжая придерживать дверь другой, блокируя старухе выход, Мономах приставил лопату к ручке. Понимая, что этот барьер удержит пленницу ненадолго, он опрометью кинулся к выходу, надеясь покинуть дом до того, как разъяренная мамаша Константина вырвется на волю.
Однако снаружи ничего хорошего его не ожидало. Выскочив, Мономах увидел лежащего на земле брата, которого оседлал здоровенный мужик килограммов под сто двадцать. Повернув к нему искаженное гримасой боли лицо (громила что есть силы давил Олегу на раненое плечо), брат одними губами произнес: «Прости!» Как будто в случившемся была его вина! Еще двое направлялись прямо к крыльцу, на котором в испуге застыла Ульяна. Самой плохой новостью было то, что одним из них оказался ее муж. В руках он держал колун, очевидно, выдернутый из стоявшего во дворе полена для колки дров. Второй мужчина держал наперевес длинный шест, сильно смахивающий на кол.
– Так-так-так! – насмешливо протянул Константин, шутя перекидывая тяжеленный топор из правой руки в левую, словно это была игрушка. – Какая интересная компания – моя благоверная, доктор и… Кто, черт подери, этот парень? – он кивнул через плечо на распростертого на земле Олега. Мономах удивленно уставился на подручного Досифея – как, он не знает его брата в лицо? Выходит, бандит не причастен к нападению!
В этот момент из комнаты со страшным грохотом вырвалась мать Константина и тоже выскочила на крыльцо, похожая на Бабу-ягу, пережившую схватку с Соловьем-разбойником: волосы дыбом, глаза навыкате, рот перекошен – Мономах даже испугался, что ее неожиданно разбил инсульт.
– Отдай мне внука, зараза! – заорала она на невестку и потянулась к Данилке узловатыми руками.
– А ну-ка, Ульяна, ступай в дом и положи
Но Мономах не мог позволить ему помешать доставке ребенка в больницу, поэтому он выступил вперед, загораживая собой Ульяну и одновременно оттесняя ее свекровь.
– Константин, это не шутки! – сказал он, стараясь, чтобы голос звучал громко и уверенно. – Даниле стало хуже, и он не выживет в домашних условиях! Ему срочно необходимо стационарное лечение…
– Мой сын никуда не поедет! – перебил его Константин. – Отдай его бабке и проваливай, пока я добрый – и приятеля забирай! А вот моя жена останется, ее место рядом с мужем!
Ульяна посмотрела на Мономаха расширенными от ужаса глазами. Ее губы дрожали, словно она хотела заплакать, но не могла. Она только крепче прижала к себе сынишку, который ни на что не реагировал, и Мономах с тревогой констатировал, что его состояние еще хуже, чем он предполагал.
– Этого не будет! – ответил на ультиматум Константина Мономах. – Мы никуда не уйдем, мы поедем в больницу и Ульяна с нами!
– Ты, доктор, по-моему, не понял, – голос Константина стал тише, и от этого по позвоночнику Мономаха, от шеи до поясницы, поползла предательская дрожь: мужик, несомненно, опасен и в данный момент готов на все. – Я тебе одолжение делаю, а не прошу! Но, если ты принял решение, не стану уговаривать – твой выбор, твоя проблема. Эй, Павел, поднимай-ка нашего однорукого! Антон, бери доктора и идите в лес – вы знаете, что делать.
Мономах нисколько не сомневался, что он имеет в виду: скорее всего, их с Олегом убьют и прикопают в каком-нибудь тихом месте, где их тела не найдут никогда. Мономах не считал себя героем – он очень боялся, отлично понимая, что из себя представляет правая рука Досифея. И все же он обязан был сделать все для спасения маленького пациента.