Побочный эффект

Пожалуй, фото полуобнаженных или вовсе обнаженных людей выглядело бы менее эротично, чем это изображение двоих, пожирающих друг друга взглядами, готовых отдаться друг другу прямо здесь и сейчас, в этой прозрачной беседке, насквозь простреленной резкими лучами фонарей, в присутствии миллионов свидетелей-снежинок…

Это фото, казалось бы, абсолютно невинное, было настолько пропитано эротикой, что она будто капала с фотографии, растекаясь прямо по заливному. Ни один зритель никогда в жизни не поверил бы, что на снимке — двое посторонних людей, разгоряченных быстрым танцем и соединенных на пару мгновений разве что пиджаком. Фотография запечатлела нечто совершенно иное. Глядя на нее, Ирина сама усомнилась в верности мужу.

***

— Я сама усомнилась в верности мужу… Знаете, если бы эта фотография попала на какой-нибудь фотоконкурс, она непременно выиграла бы главный приз. Даже нет — она собрала бы море главных призов всех мировых фотоконкурсов! Лариска, конечно, редчайшая дрянь, но снимок у нее вышел гениальный. Не каждый признанный мастер сумел бы сделать хотя бы бледную его копию. В этом снимке уместился целый несуществующий роман. Чтобы поверить в то, что у этих людей давние и страстные отношения, не нужны ни дополнительные доказательства, ни богатая фантазия. На снимке все это буквально написано.

Погрузившись в воспоминания об утраченном счастье, Ирина замолчала. Попутчица терпеливо ожидала продолжения.

***

Уверения в верности результатов не принесли.

— Молчи! Не смей лгать! Я видел это фото собственными глазами! Или это фотомонтаж? Скажи, что это фотомонтаж. Скажи — я поверю. Скажи! Монтаж? Или это было на самом деле?

Легче всего спрятаться за спасительной ложью. Крикнуть:

— Конечно, фотомонтаж! Разве это может быть правдой?

Но нет, ложь, даже если это ложь во спасение, неприемлема. Не могла Ира лгать, глядя в доверчивые глаза мужа.

— Нет, не монтаж, но это все равно неправда. Не верь ей, слышишь, не верь! Я просто выпила слишком много шампанского…

Он не дал договорить:

— А, шампанское во всем виновато. Ну конечно…

— Да нет, не шампанское. Я, я сама виновата, только ведь ничего не было! Выслушай меня — ничего не было, ничего! И быть не могло, ведь он совсем мальчишка! А я не Пугачева, меня дети не интересуют. Он меня даже не поцеловал, он только набросил на меня пиджак, и все! Пиджак, понимаешь? Или пиджак — это уже измена?

В глазах Русакова засветилась надежда. Совсем чуть, едва заметным огоньком, но это была надежда.

И тут снова вмешалась подлая Лариска. Знала, что, не будь ее рядом, вся афера может лопнуть, а потому стояла у самой двери, подслушивая каждое слово сквозь неплотно прикрытую дверь. Встряла в разговор, едва почувствовала, что Сергей готов поверить жене:

— Пиджак, говоришь? Честная, говоришь? А что ж ты, такая честная, без мужа по вечерникам шляешься?

— Вон отсюда, дрянь! — сорвалась Ирина.

— Это ж корпоратив. Только для сотрудников, — недоуменно произнес Русаков.

— Это она тебе сказала? — в глазах Лариски плескалось торжество. — Дурак ты, Серега. Легковерный дурак. У нас уже три года народ парами приходит. Если, конечно, не имеют особых причин скрывать мужей-жен от общества. А некоторые, имея большие планы на этот вечер, скрыли от законных супругов, что приглашение выписано на семью, а не на одного. Не веришь — спроси у кого угодно, хоть у самого Шолика! Любой подтвердит, что Новый год у нас в тресте праздник семейный. По крайней мере, последние три года.

Еще надеясь, что Лариска все придумала, Русаков с надеждой смотрел на Иру: скажи, что она лжет, ведь это не может быть правдой, скажи!

Ирина лишь виновато отвела глаза в сторону, не в силах встретиться с взглядом мужа.

В эту минуту ее мир рухнул навеки.

***

— Как, ну как я могла ему сказать, что почти двадцать лет стеснялась его профессии? Как смешно это выглядит теперь. Какая же я была дура! Профессия?! Руки в машинном масле?! Отсутствие высшего образования?! И я ведь знала, всегда знала, каждую нашу минуточку, что это мелочи, абсолютные пустяки! Главное — что я люблю только его, а он любит только меня, понимаете? Только меня! Вернее, любил…

Ирина вновь замолчала. Однако потребность высказать наболевшее давила изнутри, слова сами выплескивались наружу:

— Я даже сейчас не смогла бы ему признаться в том, что стеснялась его рук. Не смогла бы обидеть, унизить этим стеснением. Мне легче было оставить все, как есть. Измена — это больно, но не так унизительно, как если жена стесняется мужа. Понимаете? Я слишком сильно его люблю… Боялась унизить правдой, а из-за этого он за правду принял ложь.

***

Николай терпел. Эта дрянь издевалась над ним. Мстила ему за его благородство. Он спас ее от позора, женился на падшей женщине, пригрел в доме байстрюка, зачатого от безродного кобеля, увивавшегося за дармовой сукой. И за это она, подлая, мстила ему изо дня в день. Вернее, из ночи в ночь. Но Николай мужественно терпел ее издевки.