Побочный эффект

Прежде чем Ира подобрала слова, которые могли бы объяснить, как же они оказались так близко на той фотографии, Русаков выдал с нескрываемой злостью:

— Да что фото?! Можно подумать, ты когда-то была верной. Под нож легла — ах, я так постарела, ах, на меня перестали заглядываться мальчики. Тьфу! Спасибо Лариске, а то так и жил бы в неведении, рога наращивая.

— Нет, Сереж. Все не так. Не перебивай меня, я и сама собьюсь. Просто я выпила слишком много шампанского, а ты же знаешь — когда я выпью, меня в жар бросает. Вот я и вышла на балкон…

— А он уже стоял там, заранее подготовив пиджак, чтобы добрая начальница не заболела! Да ты же практически отдавалась ему! Пусть не физически, но фигурально. Ты этого хотела, ты готова была к этому! Готова прямо там же…

Ирина поморщилась. Не брезгливо, а словно ей больно было слышать его слова:

— Это неправда. Ты даже не выслушал меня.

— Неправда? А что правда? Что после развода не прекратила с ним отношений? Верю. А теперь вдруг вспомнила о семье. О бывшей семье. Что так? Мальчик наигрался в любовь и бросил тетеньку? Надеюсь, не у самого алтаря? Я вроде слышал, ты за него замуж собиралась. Или уже нет? Конечно нет — коль уж сосунок себе другую нашел, постарше — ты для него слишком молоденькая, зеленая совсем, ему ведь надо, чтобы непременно одной ногой в могиле.

Ира онемела — он что, говорил с Черкасовым? Откуда знает, что Ира для него слишком молода?

— Бросил. Конечно, бросил — кто бы сомневался? И вот тогда начались звонки по ночам, эротическое сопение в трубку. А теперь, услышав посторонний женский голос, испугалась, что можешь потерять нас насовсем. Да только ты нас уже потеряла! Прекрати звонить! Ты для нас умерла! Тебя больше нет!

Звонки? Какие звонки? В чем он ее упрекает?

А голос? О Боже! Неужели?.. Как он мог?!!

Нет, нельзя упрекать его в этом: она не имеет права, она ведь бывшая жена. Господи, как же далеко все зашло! У Иры Черкасов, у Сергея какая-то женщина… И из-за чего? Из-за безобидного фото! Почти безобидного. Ведь ничего же не было!

— Звонки? Ты о чем? Я позвонила лишь однажды — поздравить Маришку с днем рождения.

— Ага, конечно. Я и не сомневался. Зато с остальным ты согласна безоговорочно.

— Нет, Сережа, не согласна. Это все ложь. Я до сих пор тебе верна.

Про себя добавила: почти. Но ведь грань еще не преодолена, она еще по ту сторону, где находится порядочность и непорочность. Почти, опять же почти!

— Прекрати, — злобно зашептал Сергей. Таким Ира видела его лишь однажды — в новогоднюю ночь. Значит, ему до сих пор больно. Бедный… Но и ей тоже больно — как же он не понимает?! — Не смей фиглярствовать! Если для тебя верность — пустой звук, не оскорбляй чувства людей, которые верили тебе, которые любили. Не заставляй меня ненавидеть тебя. Хотя ты этого уже добилась. Прощай.

Резко встал из-за столика и пошел прочь. В высоком прозрачном стакане плескалось недопитое пиво.

Аккуратно, чтоб не заметили окружающие, Ира убирала ногтем готовые скользнуть по щекам соленые капельки горя.

Сергей был взбешен.

Где были его глаза? Как он раньше не замечал ее лживой натуры?

Дрянь, притворщица! Наглая, бессовестная дрянь.

В этот вечер он принял решение, от которого отказывался до сих пор, призрачно надеясь на что-то. Маришка уехала к подружке на дачу до самого папиного отпуска, когда они по давно заведенной традиции должны были отправиться в Ялту.

Но Сергей не остался один — рядом с ним теперь была Женька.

***

— Я опять не смогла объяснить ему, почему все три года ходила на новогодние вечеринки без него. Я всегда считала это такой ерундой, такой мелочью, что не задумывалась о реакции Сергея, если бы ему вдруг стало известно о моей маленькой лжи. Собственно, я это и ложью не считала. Не сказанная правда — вроде и не ложь. Я не хотела, чтобы нас делила принадлежность к разным социальным категориям: я — белый воротничок, он — рабочий класс. Я любила его таким, каким знала. Не любила, люблю, — поправилась Ирина. — Вот такая дурочка — любила, но стеснялась. Если бы я только могла знать, к чему, к каким жутким последствиям это может привести!

В очередной раз замолчала. Однако пауза долго не продолжилась. Ей словно пришла в голову какая-то мысль. Она схватила книгу, до сих пор сиротливо лежавшую на ее коленях, настойчиво продемонстрировала ее собеседнице: