Побоище князя Игоря. Новая повесть о Полку Игореве

   — Ханы донских орд проведали о нашем походе и собрались со всей своей силой. Они думают, что за нами следом идёт киевский князь со многими полками, потому призвали на подмогу ещё и лукоморских ханов. Пленник говорит, что лукоморские ханы вот-вот должны выйти к этой самой речке, где мы теперь стоим.

Всеволод изумлённо присвистнул:

   — Большую честь нам ханы оказывают, ополчая на нас всю Степь. Вот радости-то будет Кончаку и Гзе, когда узнают, что нет за нами полков великокняжеских.

   — Думать нечего, — коротко бросил Ольстин, — уходить надо.

   — Надо, — согласился Игорь. — Вот дождёмся наших сорвиголов и двинем обратно, к Северскому Донцу.

Вдогонку за дружинами Владимира и Святослава умчались несколько Игоревых гридней на быстрых лошадях.

Незаметно подкралась ночь.

Русичи разожгли костры, варили на ужин баранину, делились впечатлениями о бескровной победе.

Вышеслав бродил среди костров, проверял караулы. Отовсюду слышались шутки и смех.

Особенно весело было возле костра, где балагурил Ельша, княжеский трубач. Послушать рыжего весельчака собрались многие дружинники из Вышеславовой сотни и из сотни Омели.

Вышеслав запросто общался со своими воинами, поэтому те не замолкали при его приближении, а, наоборот, всячески выказывали сотнику своё расположение. Вот и сейчас, едва Вышеслав появился у костра _т ему сразу уступили место рядом с Омелей, подали жирный кусок мяса на ноже.

У Вышеслава от вида и запаха баранины аж слюнки ^v потекли. Обжигаясь, он принялся жадно есть, не обращая внимания на стекающий по пальцам жир.

Между тем кто-то из молодых дружинников, видимо подзадоривая Ельшу, обратился к нему:

   — Скажи, друг Ельша, правда, что какой-то заморский звездочёт хотел тебя в свои помощники взять, да передумал из-за твоего длинного языка?

   — Не столь длинного, сколь скабрёзного, — с ухмылкой вставил Омеля, знавший Ельшу с детских лет.

Ельша с невозмутимым видом швырнул в костёр обглоданную кость. И, вытирая жирные пальцы о порты, промолвил с лукавой улыбкой:

— Лучше послушайте, други, присказку одну, тогда поймёте коль не дурни набитые, почто разошлись мы с тем звездочётом.

Дружинники теснее обступили Ельшу, сидевшего на скатанном войлоке с видом султана. Все приготовились слушать, не забывая и про мясо, которое воины вылавливали кто ножом, кто прутом из стоявшего на треноге большого котла с кипящей водой.

Ельша пригладил свои рыжие непослушные вихры и тоном сказителя начал:

   — Жили-были Задница и Рот...

У костра прыснули. Ельша продолжил как ни в чём не бывало:

   — Причём жили они рядышком, можно сказать, соседствовали, даже дружили. Поэтому частенько на пару сиживали у ворот на лавочке.

Рот по своей природе был вельми болтлив, а Задница, наоборот, часто бывала молчалива и задумчива. Рот всюду бывал, ибо всюду его приглашали из-за весёлости его. Задницу же никто в гости не звал, все её избегали... по некоторым причинам.

В паузе и интонации Ельши проскользнул тот полунамёк, благодаря которому непристойность облагалась в приличную для уха фразу. Вместе с тем был верно обозначен нужный акцент, что и подтвердил смех слушателей.

   — Задница была горда, поэтому никогда не жаловалась соседу на всеобщее к ней пренебрежение. Она даже пыталась убедить его в том, что, мол, её все избегают, не в силах сравниться с её умом, нежели из-за запаха и вида.

У костра опять грянул смех, поэтому рассказчик ненадолго умолк.

— Однажды тёплым вечером Задница и Рот, как обычно, сидели на скамейке и слушали соловья, — вновь заговорил Ельша. — Вообще чаще говорил Рот, поскольку всё про всех знал, а Задница обычно с умным видом помалкивала. Но в тот вечер Рот вдруг стал подражать щебету соловья, и так его это раззадорило, что он воспроизвёл уханье филина, посвист ястреба и кваканье лягушки — всё у него получалось.

А в конце Рот возьми да и изобрази те звуки, кои присущи только Заднице, причём тоже с большим умением.

Так Рот-забавник хотел подшутить над соседкой. Но Заднице эта шутка не понравилась. С недовольным видом она заявила соседу, что Господь наделил его даром не просто говорить и петь, но также умением воспроизводить множество других звуков, приятных для слуха. Рот же, словно в насмешку над своим даром, изображает то, что никак не выставляет его с хорошей стороны...

Задница ещё долго распространялась в таком духе.

Когда она наконец умолкла, Рот ей в ответ молвил следующее: «Тебе ли, Задница, нравоучать меня и попрекать некрасивостью тех звуков, коими ты сама знаменита и окромя которых ты ничем больше не можешь порадовать слух?! С какою лёгкостью я передразниваю тебя, с такою же и подражаю соловью, оттачивая свой Божий дар и на дурном и на хорошем. Тебе же, соседка, при всей твоей щепетильности и брезгливости до конца дней уготована участь отравлять слух и воздух».

И Задница стыдливо покраснела, ибо лучше всех говорит о пристойности тот, кто знает толк и в дурном, и в хорошем. И как бы ни старалась выглядеть пристойной Задница, вид её и тем более речь всегда говорят об обратном.

Такими словами закончил Ельша свою необычную присказку.