Побоище князя Игоря. Новая повесть о Полку Игореве

   — Каюсь, брат, — сокрушённо молвил Ярослав. — Не ведал я, что Игорь в такую даль заберётся и со всей Степью половецкой биться отважится. Жаден до слабы, вот и поплатился! Я-то думал, что он ближние кочевья поганские пощиплет — и назад. С таким наказом и ковуев ему дал. Из тех ковуев никто обратно не воротился. — Ярослав тяжело вздохнул и перекрестился. — Ольстин всего с десятком воинов сумел ускользнуть, когда уж все полки Игоревы полегли. Сказывал, день и ночь наши бились, не столько от ран, сколько от жажды изнемогли. А к реке было не пройти...

   — Твой Ольстин соврёт, недорого возьмёт, — сердито проговорил Святослав. — Небось удрал из сечи как заяц, а теперь про подвиги свои языком чешет. Будто я не знаю, какой из него воин! Такой же, как из тебя!

Ярослав обиделся:

   — То, что я с Игорем не пошёл, о моём благоразумии говорит, а не о трусости. Вспомни, брат, в битве у Орели-реки мои полки рядом с твоими стояли и не побежали, хотя половцев против нас было видимо-невидимо!

   — Потому и не побежали, что некуда было, — усмехался Святослав, — сбоку болото, а за спиной река.

   — Не доверяешь, стало быть, мне.

   — Не доверяю. — Святослав повысил голос. — Ибо лжёшь мне в глаза и не краснеешь. Сидя в Чернигове, ты должен спину мне прикрывать, а ты яму роешь. Почто не упредил меня о затее Игоревой? Почто сам не вразумил его? Впрочем, от тебя разумного слова вовек не дождёшься! Я не удивлюсь, коль выяснится, что Игорь не только с твоего ведома к Лукоморью отправился, но и по твоему повелению.

Ярослав заёрзал на стуле:

   — Тебе бы только оболгать меня! Оболгать и унизить! Дал же Господь брата!

   — Ольстин когда к тебе вернулся с плохими вестями, в конце мая? — спросил Святослав, пристально глядя на Ярослава. — Я с войском тогда в Смоленске был, но ты не упредил меня. Мне обо всём случившемся верные люди поведали уже в Любече, три недели спустя. Ни ты, ни Ольстин не посылали своих людей в Путивль иль в Новгород-Северский, чтобы разузнать, может, и спасся кто-то из войска Игорева. Не один Ольстин такой счастливчик.

А ты, брат мой, не навестил жену Игоря и сыновей его, не утешил их. Не пригласил в гости жену Всеволода и мать Святослава Ольговича потому, что вместе с Игорем затевал это дело и часть вины за случившееся на тебе лежит.

   — Не было у меня сговора с Игорем, — вскричал Ярослав. — Богом клянусь, не было!

   — Замолчь! — Святослав грохнул по столу кулаком. — Ты Игорю ковуев дал во главе с Ольстином и сам в поход собирался, да перетрусил в последний момент. Теперь храбрецы лежат в чужой земле либо в колодках рабских прозябают, а ты, как Иуда, отрекаешься от них, будто не пил ты с ними заздравные чаши.

В покой, наклонив голову в низких дверях, без стука вошла статная женщина в длинном белом платье из блестящей византийской бебряни[107], расцвеченном голубыми цветами. Это была супруга Святослава Радомея, дочь полоцкого князя Василька Святославича.

   — Поберёг бы себя, свет мой, — тихим, грудным голосом промолвила княгиня, подходя к мужу. — Ты уже не в тех летах, чтобы так горячиться. Да и слова для своего брата как об стенку горох. — Радомея с неприязнью взглянула на Ярослава.

   —  Ярослав нарочно спровадил Игоря в поход к Лукоморью, ибо мешал он ему, — добавила княгиня. — О том многие говорят в Чернигове.

   — Ярослав побледнел, вскочил.

   — Что ты молвишь такое, княгиня?! — забормотал он. — Игорь сам себе долю выбрал. Его это был замысел, а не мой!

   — Кто это подтвердит, брат, — заметил Святослав, — ведь никто из Игорева войска не спасся.

   — Ольстин спасся. Он подтвердит!

   — Ольстин прихвостень твой, — возразил Святослав, — ему веры нет.

   — Гонец у меня был из Путивля, сказывал, дружинник Игорев по имени Вышеслав в Путивле объявился и с ним ещё один воин, — торопливо заговорил Ярослав. — Вышеслав этот был дружен с Игорем, все тайны его знал. Он подтвердит мою правоту.

   — Зачем приезжал гонец из Путивля? — спросил Святослав.

   — Помощи просил против поганых, коль нагрянут.

   — Ну а ты что?

   — Обещал пособить. Но пока тихо.

   — Гляди, Ярослав, коль проведаю, что через твоё коварство сгинуло войско Игорево, не быть тебе черниговским князем, — пригрозил Святослав. — Завтра же гонца отправь за этим Вышеславом. Я сам с ним потолкую.

   — Не верь Ярославу, свет мой, — вставила Радомея. — Лучше своего человека пошли в Путивль, эдак надёжнее будет.

Святослав встал из-за стола и нежно приобнял супругу за плечи.

   — Может, тебя в Чернигове посадить, лада моя? — с ласковой улыбкой проговорил он. — Тогда бы я спал спокойно. Ох и времена настали, никому верить нельзя! — ворчливо добавил Святослав.

Оставшись один, Ярослав какое-то время нервно ходил по светлице от окна в глубокой нише стены до двери и обратно. Он чувствовал себя загнанным зверем, которого обложили охотники со всех сторон. Бояре черниговские давно зуб точат, не любо им, что князь у них такой невоинственный. Охотнее приняли бы к себе Игоря. Теперь, когда Игорь сгинул в степях, мужи черниговские ужо нашепчут Святославу гадостей, а тот охотно поверит всему, ибо сам обвиняет брата своего в Иудином грехе.