Побратим (СИ)

– Мы тут с мужиками посидели, покумекали и так и эдак… В общем, вопросы у нас есть. Нас конечно подлечили, оружие новое дали – тут все по честному, как оговорено было. А что дальше? А ну как мы задержимся? Что мы своим скажем? Где мы были, пока наши товарищи кровь свою проливали? За себя я не боюсь, чай, третья война у меня. Я еще в четырнадцатом с германцами воевал, такой как ты был. Потом гражданская, теперь от, опять германцы на нас полезли. Я как двадцать второго про войну узнал – сразу в военкомат пошел. Военком меня даже слушать не хотел – говорит, иди батя домой, сами, без тебя справимся… Как же, говорю, с германцами еще в прошлую войну воевал, подлую их натуру знаю. Уговорил его, воюю теперь. Но не об том речь. Мне то терять нечего, а пацаны эти? Катерина? Ежели кто с органов узнает? Расстреляют как дезертиров. Вот и думаю: как нам оговоренное выполнить и чтоб свои же к стенке не поставили.

– Успокойся, Петрович. Мы как раз сейчас об этом с Кромом говорили. Есть у нас мысли как это сделать. Вот ваши товарищи поправятся и будем все вместе говорить на эту тему. Ты мне вот что, лучше, скажи. Майор, что лечится сейчас, ты его знаешь? Как он?

– Майор? Хороший командир. Толковый мужик, спокойный, надежный. Бойцов жалеет, сохранить старается, да так, чтоб врагов больше положить. Вот комиссар, что с ним рядом – тот да, крови нашей попил. Сука еще та, прости Господи.. Я не первый день на войне, командиров разных видел – и красных, и белых… Свое мнение о том у меня уже имеется. Так вот, комиссар тот, горло драл и пацанов в штыковую на танки с пулеметами отправлял, а сам, сука, в окопе сидел. Так там пацаны и остались – положил почти роту… Германцев тогда чудом сдержали – наши вовремя подоспели. Откинули немцев от самых окопов, а крикуна этого с раной в госпиталь отправили. Думал, не увижу уже его, да не судьба, видать.

– А здесь он как появился-то?

– Через пару дён ранило меня, не сильно. Отправил меня лейтенант наш в санбат раненых на телегах отвезти, благо неподалеку – с десяток верст всего. Говорит, все равно ранен, так я здорового отвлекать не буду, а ты там подлечишься.. да.. Только дошли туда, а там танки немецкие прорвались, санбат из пушек расстреливают. Прям по красным крестам палят. Раненых, кто держать винтовку может, по пальцам пересчитать можно. Собрали с десяток гранат, организовали оборону. Меня же с телегами отправили дальше, человек пять только и догрузили, больше не успели уже, да и некуда было. Так там тот комиссар и оказался.

– А с санбатом что дальше было?

– Задавили отстреливающихся бойцов, расстреляли из танков. А потом раненых танками давили, а их солдаты рядом стояли и смеялись. Жить буду – не забуду, давить под корень буду.

– А потом что было?

– Потом.. Собрались в лесочке, я, Катерина, тяжелых человек десять на телегах да еще с десятка полтора бойцов. Одно название, что бойцы. Идти могут – уже хорошо. Катерина, не смотри что девчушка, а характер как кремень. Тяжелых, что вытянули – то ее заслуга. Посмотришь на нее – сразу силы откуда и берутся. Видно же – у самой сил нет, а идет, на упрямстве одном. Она и нам раскисать не дала. Так вот, из тех, кто остался в строю, у нее самое высокое звание, она и приняла командование на себя. – Петрович посмотрел на недоуменно смотрящего Крома и объяснил – Военфельдшер равен пехотному лейтенанту. Вот так и вела нас по лесам, пока на вас не наткнулись…

– И что? – спросил Кром. – Слушались ее? Она же девушка..

– Конечно слушались – она же командир, звание имеет. А то, что опыта нет, так она спрашивает, если что неясно. Я знал таких, которые и не знают, и не спрашивают – как комиссар тот. Говорили ему, просили, не гони пацанов на убой. Уперся, кричит, всех паникеров расстреляю, в атаку, пена со рта аж летит. Приказал пулемет поставить – стрелять, ежели кто повернет обратно… На германцев патронов нет, а на своих, – Петрович только досадливо махнул рукой…

***

Оми привела Катю в свою каюту, дала чистую смену одежды и показала как пользоваться душем – система управления отличалась от земной. Раздевшись, она включила воду и теперь ощущала, как сильные струи горячей воды смывают грязь вместе с усталостью, болью поражения и утрат. Совсем не так она представляла себе войну – такое количество грязи, крови, усталости в книгах не упоминалось и в кино не показывалось. Там герои лихо и практически без царапин поражали врагов целыми пачками, патроны никогда не заканчивались, а враги были благородными и великодушными. Реальность же грубо порвала душу вместе с усвоенными шаблонами в мелкие клочки и развеяла по ветру. До сих пор перед ее глазами стояли смеющиеся немецкие солдаты, с шутками наблюдающие как танки давят раненых…

Катя думала, что у нее слез уже не осталось, но она ошибалась. Струи горячей воды растопили окаменевшие сердце и душу, и из глаз покатились слезы, смывая тянущую душевную боль.