Она, конечно же, больше не нуждалась в подобной процедуре, но иногда полезно вынудить рабыню, выполняя каприз хозяина совершать неприятные действия. Это помогает напомнить им, что они – всего лишь рабыни, и объект желаний владельца.
- Подними голову. Ублажи меня, - приказал я.
- После того, что Вы сделали? – возмутилась она. - После того, что Вы заставили меня сделать!
- Ублажи меня, превосходно, - крикнул я, зло, посмотрев ей в глаза.
- Да, Господин! – испуганно вздрогнула она, и начала, целовать и ласкать меня, оставаясь напряжённой от тревоги и ужаса.
Я любовался её действиями, иногда прижимая к себе руками, а потом подтянул её губы к моим.
- Ну, и кто кого подчинит?
- Вы, - ответила она, - Вы, Господин!
- Ты уже поняла это, не так ли?
- Да, Господин, - сказала она, в отчаянии.
Иногда полезно привлечь на свою сторону желания самой женщины для её же подчинения. Если она не покорена, подлинно, в её же собственном понимании, и к удовольствию владельца, она будет подвергнута серьезному наказанию, и может быть даже убита. Соответственно, каждое её желание и чувства, каждое усилие ведёт её к собственному поражению. Она не будет знать отдыха, пока и она и её владельцы не узнают, что она стала ничем, но покорённой и покорной рабыней.
Я поцеловал её губы, открытые, горячие, казалось таявшие в моём рту. Как прекрасно чувствовать в своих руках тело рабыни, горячее и обнажённое, податливое!
- Будьте суровы со мной, - взмолилась она. - Я ваша. Я принадлежу вам. Я -рабыня!
Некоторые женщины могут какое-то время сопротивляться своему господину, но разве есть такие женщины, что смогли бы долго сопротивляться не только его желанию, но и своему собственному, обращенному против неё, желанием владельца? Каким роскошным союзником становится женщина в её же собственном покорении! Разве она не должна использоваться чаще? Кроме того, когда женщина сама поспособствовала своему собственному завоеванию, у её поражения, вызванного её же собственным желанием, будет особая терпимость, особое, саморазоблачительное значение для неё самой. Она, потерпев такое поражение, по своему собственному желанию признаёт себя рабыней. Такое понимание и признание, сделанное открыто, часто становятся рубежом для женщины между эгоизмом, враждебностью неудовлетворённостью и восторгом и наслаждением.
- Кто кого покорил? – усмехнулся я.
- Вы покорили меня, полностью, Господин, - задыхаясь ответила она. - Я -рабыня. Я – только ваша.
- Строго говоря, Ты принадлежишь Кувигнаке. Ты лишь находишься в моём пользовании, - уточнил я.
- Да, Господин, - всхлипнула она.
- Ты – только его, в данный конкретный момент, - добавил я. - Но если он захочет передать тебя, или продать, тогда Ты будешь принадлежать кому-то другому.
- Вам, - заплакала рабыня. – Только - Вам!
- Любому, - безжалостно сказал я.
- Да, Господин, - опустила она голову, и зарыдала.
- Почему?
- Поскольку я - рабыня, всего лишь рабыня, - проговорила она, глотая слёзы.
- Правильно.
- Да, мой Господин.
- Тихо! – шикнул я на неё. – Слышишь?! – спросил я, но она, закрыв глаза, лишь прижималась ко мне.
Я расслышал два крика пересмешника.
- Ты что, не слышишь? – спросил я, пытаясь выбраться из её объятий.
- Это - пересмешник, - прошептала она. – Всего лишь пересмешник.
Она застонала, отброшенная моим толчком. Я лизнул губы и сморщился, вкус корня сипа, попавший из её рта, всё ещё ощущался. Это было горько.
- Господин! - протянула она ко мне свою руку.
Я привстал в яме, и выглянул в большее из двух отверстий в потолке ловушки. Мы снова явственно услышали два крика пересмешника, на этот раз более настойчивых. Теперь я уже стоял в яме, просунув в отверстие голову по самые плечи.
- Господин, - позвала Мира.
- Это не пересмешник, - отметил я, приседая и прячась в яме.
Я подёргал в кожаную верёвку, соединяющую её правую ногу со сковывающим бревном. Она была достаточно прочной. Тогда схватив рабыню, левой рукой за волосы, а правой руку за верёвки её ошейника, я подтянул её себе.
- Господин! - вскрикнула она от неожиданности и боли, но я уже выталкивал её через входное отверстие.
- Ты видишь? – потребовал я ответа.
- Да – ответила она через мгновение. - Оно очень высоко.
- Оно кружит?
- Трудно сказать. Возможно, что это так.
- Хорошо, - сказал я. - Значит, скорее всего, охотится.
Неторопливое, высотное охотничье кружение нашей добычи иногда может достигать нескольких пасангов в диаметре.
- Тебя он видит? – поинтересовался я.
- Я так не думаю, - ответила она, понаблюдав немного.
- Подвигайся немного, походи вокруг, - приказал я, и отметил, что кожаная привязь потянулась из ямы.
Дальнозоркость объекта нашей охоты была действительно превосходной. Особенно хорошо он обнаруживает движение. Утверждают, что он, с расстояния двух пасангов, может увидеть урта, перебегающего открытое пространство. Говорят, что он может обнаружить движение травы, не соответствующее направлению и скорости ветра, с расстояния одного пасанга. Я был уверен, что мы можем положиться на его зрение.
- Он кружится, - сообщила Мира.
- Он заметил тебя?