Побратимы Гора

— Спасибо, Господин, — отозвалась рабыня, и, как было приказано, на четвереньках поползала ко мне. Мы находились в узкой яме. На моей ладони лежали маленькие кусочки пеммикана, которые она собирала губами. Как только крошки заканчивались, я добавлял следующую порцию и подносил руку к ее рту. Я чувствовал, как она целует и облизывает мою ладонь, подбирая с нее пеммикан. Я повторял эту процедуру раз за разом, наслаждаясь ощущением ее волос на моем теле, ее губ и языка на ладони. Она покусывала и целовала мою руку, изящно удаляя с нее крошки, ее голова следовала за моей рукой, которую я опускал ниже с каждым кормлением.

— Господин желает свою рабыню? — страстно прошептала она.

— Нет, — ответил я, сдерживая сам себя, и отталкивая ее. — Иди на свое место, рабыня.

— Да, Господин, — разочарованно вздохнув, сказала она, и поползла обратно.

— Я должен оставаться внимательным, — зачем-то объяснил я ей. — Я должен держать свои чувства в узде.

— Да, Господин, — улыбнулась рабыня.

Я отметил, что теперь она встала на колени на своем месте, а не села там как прежде. Впрочем я не нашел в этом ничего критичного, я же просто приказал, чтобы она возвратилась в свое место, и не определил как именно она должна была там сидеть.

Я бросил ей бурдюк с водой. Она поцеловала сосок, мягко и нежно, наблюдая за мной. А потом, неожиданно и вызывающе она быстрыми круговыми движениями облизала сосок, и снова поцеловала, потом взяла сосок глубоко в рот и подняла бурдюк, держа его обеими руками.

— Нет необходимости пить таким образом, — недовольно сказал я.

Она откинула голову еще дальше, и продолжала пить.

Держа бурдюка, высоко поднятым, наклонив голову назад, выгнув спину, что заманчиво приподняло ее груди, она коварно повернулась ко мне боком, демонстрируя мне себя в профиль.

Я затаив дыхание, наблюдал за тем, как она пила.

— Ты — похотливая рабыня, Мира, — сообщил я ей.

Теперь она повернулась ко мне животом, не переставая пить. Бурдюк закрыл от меня ее лицо, и она не могла меня видеть.

Сейчас, когда она не может меня видеть, а ее руки высоко подняты, и заняты, к ней можно легко приблизиться, и неожиданно, схватить или наброситься.

Я удивлялся сам себе, почему я до сих пор не разрешил ее носить одежду. Возможно, если бы я дал ей какую-нибудь одежду, то она бы меньше меня отвлекала. Нет, все же, когда рабыня одета, зачастую ее одежда служит не столько для прикрытия, сколько способом, заставить ее казаться еще более уязвимой, еще более беспомощной, и желает она того или нет, еще более дразнящие привлекательной. Одежда рабыни обычно немногим более чем приглашение к ее раздеванию и использованию. Ошейник, конечно, также, а она уже находится в ошейнике, хотя и ошейнике из кожаной веревки, делает ее изящно привлекательной, указывая на ее статус, показывая всем, что она — всего лишь прекрасная, находящаяся в собственности самка домашнего животного, и что с ней можно делать все, что кому нравится.

— Достаточно, — сердито прикрикнул я, и он наконец опустила бурдюк.

— Я и не собиралась пить слишком много воды, — невинно сказала она, затыкая сосок бурдюка кожаной пробкой.

Я забрал у нее бурдюк, и положил рядом с собой.

— Сидеть, — скомандовал я ей.

— Да, Господин, — отозвалась она, и послушно пересела с колен, опершись спиной стену ямы.

Но теперь она начала поигрывать с узкими, свисающими, концами кожаной веревки ее ошейника. Она, то крутила их в руке, то проводила по своему телу, то теребила губами, а иногда дергала за них, как бы ненамеренно намекая мне, таким образом, что ошейник был все еще завязан на ее горле.

— Господин, — позвала она.

— Да.

Она смотрела на меня, и, как будто не понимая, что она делает, подергивала концы веревки, держа их недалеко от своего тела. Этим она демонстрировала, как бы непреднамеренно, возможное использование концов веревки в качестве привязи.

— Что тебе еще? — раздраженно спроси я.

— Мне жаль, что я выпила так много воды.

— Мне кажется, что Ты устала, и должна отдохнуть — заметил я. — Ложись там, на своей стороне.

— Да, Господин, — сказала девушка, и улеглась на бок, но головой от меня, а ногами в мою сторону, причем верхнюю она согнула в колене.

Теперь она развалилась на земле, глядя на меня со своей стороны ямы, положив головы на согнутый локоть ее левой руки.

— Ты — прелестная рабыня, — не мог не отметить я.

— Спасибо, Господин, — улыбнулась Мира.

— И веревка на твоей щиколотке прекрасно смотрится, — добавил я.

Это была та самая веревкой, которую я привязал раньше, прежде, чем отправить ее в яму. Другой конец был закреплен на сковывающем бревне.

— Мой господин наложил ее на меня, — хитро прищурилась она. — Спасибо, Господин.

Женщины хорошо выглядят в веревках. Назначением этой, однако, была ее же собственная защита. Я мне даже было интересно, понимала ли она это. Возможно, она думала, что эта привязь просто должна была держать ее в яме рядом со мной. Но для этого в принципе, достаточно было одного моего желания. Ведь она была рабыней.

Она еще и потянулась немного! Как же невыносимо желанны, бывают рабыни!