Побудь моей навсегда

42. Арсений Дмитриев

Оксана лежит вся в проводах, маленькая, хрупкая и бледная. Я, сжав руки в кулаки, подхожу ближе. Сердце обливается кровью, когда вижу её такой. Дочь, в которой так и плескалась жизнь. Моя девочка, что жадно спешила взять от этой жизни всё. Умная, красивая, утонченная, молодая. А сейчас передо мной- уставшая от жизни женщина с сетью мелких морщинок на лбу, у глаз, в уголках рта. Почему-то особенно душу режут темные волосы, у самых корней — моя Оксана всегда следила за собой, обожая платиновый блонд, как она называла свой цвет волос, ездила к стилисту не реже раза в две недели. А сейчас моя девочка будто устала, сошла с дистанции, перестав следить за собой, перестав радоваться жизни…

Я обещал Алле, что выращу нашу дочку в любви и заботе. Что смогу дать ей то лучшее будущее, о котором мы с Аллой мечтали. И я не смог. Не справился.

Выхожу из палаты, замечая, что охраны на своих обычных местах, у двери, нет. Да и странно тихо в этом крыле, даже датчиков писк не слышен из других палат. Подхожу к стойке, где обычно дежурит пара медсестер — и там никого. Достаю телефон, чтобы набрать охране.

— Арсений? — голос, которого я никак не могу слышать. Это было просто… невероятно. Невозможно. Мой старший брат, с которым мы не виделись почти тридцать лет. Поднимаю глаза- это действительно Кирилл. Загорелый, можно одетый, с лёгкой сединой в волосах, еле заметными морщинами- уже не тот лихой красавец, что раньше. Но это Кирилл.

— Ты как здесь? — только и могу спросить, прежде чем опереться на стойку, жадно глотая воздух. Кирилл тут же подхватывает меня, помогая дойти до дивана в зале ожидания. Затем приносит мне стакан воды, требуя, чтобы я пил маленькими глотками.

— Как она? — задаёт вопрос, усаживаясь рядом. Я развожу руками. Никак. Надежда, что она выкарабкается, небольшая. Но моя Оксана- сильная девочка.

— Зачем ты приехал? — со злостью отставляю прозрачный пластиковый стаканчик на стол, брызги воды летят на его деревянную поверхность.

— Я должен был. — коротко отвечает Кирилл, глядя куда-то впереди себя, в стену за медицинским постом. — Она просила.

И мы оба понимаем, о ком идёт речь. Он имеет в виду Аллу, мать Оксаны и мою бывшую жену. Вернее, мою жену. Я не разводился, лелея надежду, что Алла одумается, что вернётся ко мне и дочери, которую так бессердечно бросила ещё в младенчестве. Но она предпочла жить на чужбине, вдали от Родины, вдали от семьи…Иногда, стоило мне перебрать с алкоголем и воспоминаниями, накатывающими на меня одинокими вечерами, я злорадствовал, считая, что так ей и нужно, предательнице! Она лишена радости видеть первые шаги дочери, видеть её успехи в школе, институте. Разделить с ней переживания по поводу неудавшейся первой любви….

Самое горькое во всем этом было то, что человеком, с которым она сбежала, был мой родной брат.

— Надо же, материнские чувства в ней проснулись? Это когда же? Вчера или сегодня? Может, эта тварь на наследство надеется?! — вдруг осенило меня. — Считает, что Ксюша не выкарабкается, а за ней и я сдохну, не выдержав!?

Вскочив с дивана, дрожащими пальцами стал набирать номер охраны. Пускай этого урода вышвырнут отсюда!

— Передай этой суке, что она нам никто! — заорал, не сумев набрать номер, цифры сливались перед глазами. Я бросаюсь к предателю, чтобы лично выпроводить его отсюда. Но Кирилл лишь устало поднимает голову:

— Она умерла почти двадцать пять лет назад. — таким же ровным бесстрастным тоном сообщает. Я замираю на месте. Умерла? Умерла! Как….Но…

— У нее обнаружили рак. Ты ведь помнишь все эти обследования и лечение.

Конечно, конечно я это помнил. То, как вместе с рыдающей женой сбрил себе волосы и брови, стараясь хоть там поддержать её. Как мы, замирая от страха, вчитывались в каждый результат анализов, как мы готовились к операции, ту страшную и трогательную записку, что Алла написала мне тогда, перед операцией. Она велела мне жить дальше. Обязательно жениться, обязательно завести детей. Иначе угрожала, что придет и будет стоять безмолвным рассерженным призраком у изножья кровати.

Рухнув обратно на диван, поворачиваюсь к брату, пытаясь найти на его лице хоть какие-то признаки лжи. Но он не лжет. Я это знаю.

— Подожди….но как же….Она ведь излечилась. Я же сам помню. Операция… — во рту снова пересыхает, и я трясущимися руками беру злополучный прозрачный стаканчик, разом выпивая остатки воды.

— Беременность послужила катализатором. Глиобластома. — он достает из кармана брюк телефон, пару секунд ищет там что-то, а затем протягивает мне. На экране- очень полная женщина в косынке, сидит на инвалидной коляске у входа в какое-то медицинское здание. Повсюду — лето, буйство красок, цветы и счастливые улыбки. А в её глазах- обреченность. В ярко-голубых глазах моей Аллы.

— Это она. — подтверждаю больше себе, ведь Кирилл это и так знает. Сердце стучит словно бешеное. — Но зачем…Зачем она так…со мной…с нами…

Поднимаю глаза на брата, тот качает головой:

— Она не хотела, чтобы ты запомнил её такой. Чтобы видел такой.